Главные преступления советской эпохи. От перевала Дятлова до палача из Мосгаза

Олега Адамова, водителя из Витебска, задержали, когда ему было 26 лет. Его грузовую машину заметили недалеко от места убийства. Он признался в преступлении, которого не совершал, и получил 15 лет.

— Следователи заявили, что нашли у меня фотографию убитой, — рассказал он годы спустя в интервью «Комсомольской правде». — Но я-то знал, что на самом деле нашли фото моей сестры с подругой, а потом подменили его. Я не сознавался. Но мне подсунули липовую экспертизу, где говорилось, что сперма и кровь, найденные на месте преступления, принадлежат мне. Когда я увидел это, я сломался. Испугался, что меня подведут под расстрел. Понял, что против этой системы я бессилен. И подписал признание. К тому времени я уже месяц пробыл в Новинках (Республиканский научно-практический центр психического здоровья). Мне кололи уколы, я ходил как заторможенный. Казалось, язык во рту как у лошади.

Адамову повезло, он отсидел только два года, когда поймали настоящего душителя. Но бывало и по-другому. Владимир Горелов, осужденный без вины, в тюрьме лишился зрения. А Николая Тереню за убийство, которого он не совершал, расстреляли.

«Кто-нибудь, опустите это письмо в ящик, умоляю, — писал на клочке бумаги один из обвиняемых. — Я Владимир Пашкевич. В прокуратуре Белоруссии мне внаглую лепят дело об убийстве. Мама, езжай в Москву к генпрокурору, пиши в «Правду», пусть пришлют корреспондента».

Записку Владимир Пашкевич, один из тех трех друзей с «овчаркой», бросил через решетку камеры на улицу. Ее подобрал постовой милиционер и передал следователю. Пашкевич, один из немногих, кто выдержал прессинг и не признался ни в чем. Ему дали 12 лет, он отсидел от звонка до звонка.

Каждый человек — преступник

Много позже Исса Костоев, известный сыщик, ловивший маньяка Чикатило, напишет про витебское дело: «…а что же делали органы правопорядка? Как могли допустить, чтобы убийца действовал среди бела дня, при массе свидетелей, практически безнаказанно? Ну, с этим проблем не было. Вы же знаете, как у нас принято работать, — и дело Михасевича не стало исключением. Начальство приказало разобраться — разберемся. Начальство велело найти виновных — найдем, притом немедленно и в любых количествах. Такие подозреваемые очень быстро в умелых руках становятся обвиняемыми…»

Неужели такие «ошибки», которые сами суть злостные преступления, остались безнаказанными? После ареста Михасевича началось разбирательство. Прокурора Валерия Сороко, подделавшего улики в деле Олега Адамова, посадили на 4 года. Больше никого.

Один из главных фальсификаторов, следователь по особо важным делам Михаил Жавнерович, отделался легким испугом. До середины 80-х это была легендарная личность, сыщик со стопроцентной раскрываемостью. Он часто говаривал: «Каждый человек — преступник. Он хоть еще не совершил преступление, но может совершить!..». Жавнеровича бросали на самые сложные и запутанные дела. И — о чудо — уже через несколько дней преступник сидел в камере и раскаивался. Льготы, звания и награды обрушивались на Жавнеровича бурным потоком. Для почетных знаков не хватало пиджака, а для грамот и дипломов — стен кабинета.

После поимки витебского душителя стало ясно: король сыска голый, секрет феноменальной раскрываемости смердит, как нужник. Михаил Кузьмич просто находил поблизости от места преступления «слабое звено», невиновного, но не готового к сопротивлению человека, закрывал его в камере и побоями да угрозами добивался признания.

— Жавнерович прекрасно знал, что убили не мы, — рассказал позже Владимир Пашкевич. — Но как посадить человека — в этом он был профессор. Уверен, для него это было не первое такое дело. Психология была разработана от и до, он знал, кто и через сколько заговорит. Так мне и говорил: «Нам главное успокоить общественное мнение. Чтобы народ знал, что убийцы сидят. А кто будет сидеть, неважно».

Когда все вскрылось, против Жавнеровича возбудили дело. Но Михаил Кузьмич был уже в преклонных годах, к тому же ветеран войны. И расследование спустили на тормозах, тихо отправив этого Шерлока Холмса на пенсию.

А как же другие причастные к осуждению невиновных? В деле витебского душителя таких было около 200 человек. Десятки людей, облеченные полномочиями, слышали, как подсудимые отказывались от показаний в суде, как плакали, умоляли, рассказывали о пытках и давлении. Но голоса этих несчастных, похоже, не слышали даже собственные адвокаты.

Многие из тех двухсот получили выговоры и предупреждения о неполном служебном соответствии. Но по большому счету все вышли сухими из воды.