Главные роли (сборник)

А в апреле Вероника мне позвонила и еще более тихим, чем обычно, голосом, извинилась, прийти она не может, так как свалила ее тяжелая двусторонняя пневмония. Видимо, после слишком раннего мытья чьих-то окон. Я ее заверила, что переживать нечего. Спокойно лечитесь и поправляйтесь. Она закашлялась и, помолчав, извинилась: не могли бы мы встретиться, чтобы ей получить зарплату. Обычно я платила ей в конце рабочего месяца. Я ответила: конечно, о чем разговор. И категорически была против встречи где-нибудь на полпути, как предложила она. При ее-то диагнозе и самочувствии! Я предложила ей завезти деньги, там более что сегодня я собиралась двигаться в том же направлении. Она помолчала и со вздохом согласилась. Я записала адрес. На мою радость, на плите стояла целая кастрюля куриного бульона, сваренного час назад. Я налила бульон в двухлитровую банку и положила туда половину курицы. По дороге я купила гранаты и мандарины. Через сорок минут я стояла у ее порога. Она открыла мне дверь – бледная, с чернотой под глазами, с испариной на лбу, в длинной ночной сорочке, державшаяся рукой за дверной косяк. На мои гостинцы среагировала с большим смущением:

– Господи, что вы, разве нужно все это было! Вы и так мне сделали такое одолжение.

– Ерунда, – отрезала я, – и не благодарите. С каждым может случиться, – успокоила я ее. – Может, в аптеку сходить?

Она села на кровать.

– Извините, кружится голова. Нет, спасибо, лекарства все есть.

– А бульон? Давайте я разогрею бульон, – предложила я.

Она покраснела и кивнула.

Я пошла на кухню, достала кастрюлю и стала разогревать бульон. Пока шел процесс, я села на табуретку и огляделась. Квартира была явно съемная, нищая и убогая. Правда, было очень чисто. В съемных квартирах, как правило, есть какая-то жалкая и тревожная безликость – ни фотографий, ни каких-либо элементов уюта – статуэток, картинок, цветов в горшках.

Все как бы напоминает о том, что мы здесь временно и не навсегда. Я налила бульон в чашку – так удобнее пить – и положила на тарелку вареную куриную ногу. Вероника полусидела на кровати и очень смущалась.

– Ну, теперь вы за мной ухаживаете, – лепетала она.

– Все бывает, – ободрила ее я. Потом она с жадностью выпила бульон – было видно, что она голодна. Я оставила на журнальном столике деньги и уже собралась уходить, но тут вспомнила про гранаты. Я пошла на кухню и стала чистить гранаты и зерна складывала в литровую банку. Потом ложкой будет есть – вряд ли у нее есть силы почистить их самой. Из комнаты она опять извинилась что, дескать, зря вы это затеяли, я и так столько времени у вас отняла.

– Расслабьтесь, – посоветовала я, – вам вредно беспокоиться. Сейчас все сделаю и пойду, а вам хорошо бы поспать.

Когда спустя полчаса я зашла в комнату, Вероника уже спала – бледная, с почти бескровными губами и влажными, прилипшими ко лбу волосами – ну просто птичка Божья. Я поставила банку с гранатовыми зернами на убогую колченогую табуретку возле ее кровати и собралась уходить. Тут Вероника открыла глаза.

– Я пойду, – шепнула я, – а вы спите, спите.

– Не хочется, выспалась уже, – улыбнулась она. – Посидите еще чуть-чуть, если вы не спешите.

Я кивнула и опустилась в старое, потертое кресло – такие обычно стоят в коридорах районных поликлиник. Мы обе молчали. На древнем полированном секретере стояла фотография ребенка, мальчика, в дорогой, красивой рамке, совсем не вписывающейся в убогость обстановки.

– Сын? – спросила я.

Она кивнула.

– В школе сейчас? – Не то что мне было очень интересно, просто сложно было сидеть и молчать. Она молчала и смотрела в одну точку.

– Не знаю, – сказала она тихо, – не знаю, в школе сейчас или еще где-либо. Он живет отдельно от меня.

– С вашей мамой? – догадалась я.

– Нет, – она мотнула головой, – он живет со своим отцом. Моим бывшим мужем.

И мы опять неловко замолчали. Я поняла, что тут совсем все непросто, и выключила свое любопытство. Но она продолжила сама:

– У меня были муж, сын, было все, даже больше, чем человеку нужно. Муж был богат, были дом, машина, прислуга. Да, и прислуга, и кухарка, и садовник, и шофер. Вы удивлены? И еще сын. Теперь, как видите, нет ничего, кроме этой съемной квартиры. Но я счастлива. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

Я кивнула. Она стала сильно кашлять и с трудом приподнялась на подушках. Я принесла из кухни воды.

– Я пойду, Вероника. К чему вам сейчас нервничать, – осторожно сказала я.

С какой-то немыслимой тоской в глазах она посмотрела на меня:

– Очень задерживаю вас, да?

– Да нет, просто вам так будет лучше, – предположила я.

Она покачала головой, и я покорно опустилась в кресло. Откашлявшись, она продолжала:

– Я окончила балетное училище, но была травма колена, так, небольшая, но из классического балета пришлось уйти – было трудно. Правда, и на приму я никогда не тянула. А вот в танцы взяли.

И она назвала самый известный танцевальный коллектив.