Главные вопросы жизни. Универсальные правила

Он ненавидит окружающих за то, что вынужден играть эти свои роли, носить эти свои наряды. Ему претит то, что он должен играть роль матери в отношениях с ребенком, роль ребенка в отношениях с отцом, роль подчиненного в отношениях с начальником, роль начальника в отношениях с подчиненными… Его от этого просто мутит, ему от этого плохо. Почему? Потому что он уже чувствует, что можно по-другому… Но как с ними-то со всеми, дураками, быть настоящим?!

И совершенно ему невдомек, что проблема не в окружающих, а в нем самом. Потому как никто не вынуждает его играть эти роли и быть ненастоящим. Он просто боится быть настоящим, не умеет быть настоящим — в этом все дело, а не в других людях. И вообще, он сам находится в плену каких-то своих нелепых фантазий — «как оно все должно быть», у него для всех уже инструкции заготовлены. Вся философия Фридриха Ницше, например, создана на этом трагическом изломе.

При этом человек, находящийся на втором уровне развития своей личности, не отдает себе никакого отчета в том, что эти его фантазии и инструкции — не что иное, как его собственные, причем воинствующие, требования в отношении окружающих людей: «Будьте искренними! Будьте настоящими! Будьте открытыми!» Ага… Три раза. Словно бы к этому огнем и мечом можно понудить. Дудки. Нельзя. Но наш герой (на втором уровне развития личности находящийся) этого не понимает. Ему кажется, что истина ему уже открылась, и он, на правах, так сказать, правообладателя истины, сейчас всем все расскажет, как они должны жить и действовать.

В общем, себя видим, себя живым ощущаем, а других — нет. Вокруг наблюдаем не живых людей, а только объекты — перед нами не люди, а бездушные манекены. Они воспринимаются как некая «толпа» тех, которые не понимают, не видят, не чувствуют, но, наверное, могут, если выдать им соответствующие инструкции. Вот такая, в чем-то наивная, эгоцентричная и вместе с тем очень важная фаза личностного развития.

Понятно, что такой воинствующий, осуждающий других людей (хоть и под благовидным предлогом) запал делает «индивидуальные отношения» невозможными. «Невидимка» нашего героя начинает всех проверять, подчас неосознанно экзаменовать — так будут развиваться отношения или не будут? Наш герой очень болеет душой, терзается, переживает. Эта его экзистенциальная тоска — она становится «у-у-у-у-у…» — как набат. Он словно выброшен из мира, он потерялся, запутался, но ни за что не сдастся.

Он борется за право быть собой, не понимая пока, что собственно собой он может стать только благодаря другим людям, людям, которые помогут ему проявить его истинную индивидуальность, его сущность в отношениях с ними. И вот это вселенское одиночество — точь-в-точь как у Блеза Паскаля. Одиночество внутреннее, психологическое, эта экзистенциальная тоска по «родной душе». Он трагически оглядывается то направо, то налево. Направо и налево… Их там океан — родственных душ, но он их не видит, а если и видит, то не верит. Почему не верит? Просто потому, что не имеет соответствующего опыта — никогда не чувствовал себя через Другого, не испытывал этого счастья.

Отсутствие опыта близких отношений — это всегда травма. А у нас есть наработанные роли, многие из них уже перестали быть отождествленными, но сознательно отыгрываются человеком. То есть он уже не чувствует, например, себя подчиненным, но изображает подчиненного. Он не ощущает себя «рядовым обывателем», но пытается им казаться, чтобы не вызвать осуждения. На этом уровне развития личности человек уже виртуозен в надевании тех или иных социальных «одежд», потому что понимает, что все-таки это некий спектакль, правда, для дураков, но надо все-таки «одеваться», и у него эти автоматизмы срабатывают.

Близость и страсть — две большие разницы