Бревно, служившее запором, с треском переломилось. Тяжелые створки чуть раздвинулись, словно перловица с перерезанной жилой. В щель просунулось тупое рыло тарана, ужасающе толстого, блестящего железом. Виднелся еще навес из толстых досок, черный от потеков застывшей смолы, с грудой камней, а под навесом мелькали злые торжествующие лица.
— Братья, — сказал Претич с чувством, — постоим за наших женщин! За детушек!
Только сейчас он вытащил меч, короткий, но широкий, как у торговца рыбой. Сам поперек себя шире, он встал напротив прохода. Седые усы шевелились, как у сома, кончики касались доспехов. Чисто выбритый подбородок блестел, кожа натянулась. Створки заскрипели, пошли в стороны, с той стороны пыхтели, нажимали, а створки скребли и толкали перед собой наспех набросанные горожанами камни.
Печенеги ринулись в проем, как стая голодных волков. Ворота под их напором распахнулись во всю ширь, кого-то из своих стоптали в давке, а вся масса с диким воем и яростными криками наперла на дружину, потеснила. Выставив щиты, дружинники молча рубили, повергали, но их теснили, заваливая трупами, и хмурые воины вынужденно отступали на шаг, еще на шаг, а там дальше дома уходили в стороны, там площадь, беги куда хочешь, город твой…
Владимир раздирался между жаждой броситься в сечу и самому уничтожить тех, кто пришел на его земли, и долгом правителя, который должен умело руководить войсками и ополченцами.
Белоян шептал, выкрикивал, воздевал руки к небу, затем его голос изменился. Владимир с новым холодком по спине понял, что произошло еще что-то более гадкое.
— Не колдуется? — спросил он ядовито.
— Княже…
— Что ж твои морские богатыри не помогут?
— Они сражаются только в своей стихии… Их подошвы должна омывать вода!
— Так хотя бы перегородили реку!
— Никто из бессмертных не волен по воле Рода вступать в дрязги со смертными…
— Ни хрена себе дрязги!
Белоян указал на группу всадников перед воротами. Все в легком железе, тонких кольчугах, с саблями и щитами, они в распахнутые врата не лезли, только охраняли грузного человека в цветном халате. Тот восседал на муле, ему подводили связанных людей, он быстро и умело втыкал каждому нож в горло, кровь хлестала на землю. Несчастного заставляли бежать, кровь брызгала во все стороны.
— Его надо убить! — выкрикнул Белоян. — Он приносит страшную кровавую жертву!.. Уже на этой стороне реки!
— Ах ты… — выругался Владимир, он сразу все понял. — Если снова из земли полезет эта чертовщина… Каменные Всадники, то морские богатыри уже не перехватят?
— Да, — ответил Белоян убитым голосом. — Быстрее, княже… Что-то надо делать.
— Лук мне! — крикнул Владимир страшным голосом. — Все, кто стреляет лучше меня, на башню!.. Все подвалы открыты тому, кто поразит вон того, в пестром, как наша страна, халате! Все сокровищницы!
Внезапно яркий день померк. На солнце наползла странная черно-лиловая туча. По краям слабо блистали молнии, а в недрах разгорался страшный багровый огонь, словно там раздували небесный горн для ковки железа. Молнии поблескивали чаще, наконец прогремел гром, тут же грянул сильнее, а молния ударила вниз. Острый, зазубренный, как в рыбацкой остроге, край до земли не достал, но воздух затрещал. Владимир ощутил, как от присутствия небесной силы зашевелились волосы, а одежда на нем начала потрескивать, словно молодой лед.
На стенах раздались крики ужаса. В воротах давка приостановилась. Печенеги и кияне смотрели вверх, гадая напряженно, к добру или к худу. Облако разрасталось, адский огонь разгорался. Внезапно на землю обрушился удар, от которого с голов сорвало шапки, многие оглохли, а кони, дрожа, присели к земле. Страшно завыли собаки.
В землю, между рекой и вратами, ударила странно багровая молния. Печенеги с криками ужаса бросились в разные стороны. На стенах радостно завопили. За первой молнией целый лес сверкающих копий вонзился в почву, Владимир видел трепещущие нити, что протянулись от жуткой тучи к черной земле. Затем молнии исчезли, а земля задымилась. Повалил дым, почва пошла буграми, начали подниматься огромные фигуры на конях… На этот раз не каменно-серые, а сверкающие, блестящие!
Белоян вскрикнул заячьим голосом:
— Булатные Всадники!.. Все, мы погибли…
Всадники высились как стальные горы. Почти вдвое крупнее Каменных, они повернулись в сторону города, и устрашенные защитники на стенах увидели, что их глаза почти вровень. Владимир сам в бессильном бешенстве смотрел на одного, чья огромная голова медленно повернулась, тяжелая как осадная башня, широкие веки поднялись с трудом, просыпаясь от многовекового сна. Но когда глаза Всадника отыскали его, человека, Владимир содрогнулся всем телом, а пальцы на рукояти меча ослабели.
Их поднялось шестеро. Разом ожили, а когда всхрапнули булатные кони, волна горячего воздуха едва не снесла шлемы и шапки. От всех несло жаром, они словно вынырнули из адского огня.