Главный приз

Но поговорить как следует все равно не удалось — папа опять что-то чинил в сарае, а Виктор ему помогал. Мама Нина крутилась рядом, командовала и поругивала городских безруких неумех, но по всему было видно, что всем и всеми она чрезвычайно довольна. В общем, все были при деле, только Машка не хотела спать, топала по дому, лезла во все углы и без конца чирикала. Ну, не спит — и не спит. Ничего страшного. Зато можно в ближней роще с ней погулять.

И Юлия отправилась с Машкой в ближнюю рощу, и они там замечательно погуляли, нагулялись до полной потери сил, а когда вернулись — оказалось, что папа и Виктор уже собираются уезжать, так что поговорить с папой как следует опять не удается. Ну, ничего, не последний раз видятся, наговорятся еще.

А с Виктором они видятся в последний раз. Но вот с ним ей говорить совершенно не о чем. Поговорили уже.

— Пока!

— Счастливо.

— До свидания…

До какого свидания? До какого такого, черт бы его взял, свидания? Впрочем, ничего такого он в виду не имел. Так, фигура речи.

— Прощай.

Мама Нина смотрела вслед машине, махала рукой, потом обернулась к Юлии и спокойно сказала:

— Дура ты.

Мама Нина никогда не называла ее дурой. Ни разу в жизни.

— Правда? — с сомнением пробормотала Юлия. — По-моему, ты не права.

Мама Нина в сердцах плюнула и ушла в дом, сильно хлопнув дверью, а Машка, на удивление неслышно оказавшаяся вдруг рядом, обняла Юлию за ноги и, задрав вверх сияющую мордашку, убедительно сказала:

— Мама! Умая-умая! Я тебя любу!

— Вот это правильно, — серьезно согласилась Юлия. — Я умная, и ты меня за это любишь. Потому что сама тоже очень умная…

Глава 20

Виктор третий раз перечитывал письмо доктора Олега, снова и снова возвращаясь к тем местам, которые хотя бы косвенно, хотя бы намеком могли рассказать что-нибудь о Юлии. Конечно, доктор Олег прямо о Юлии никогда ничего не писал. Да и Виктор в своих письмах доктору Олегу никогда ничего о Юлии прямо не спрашивал. Он еще тогда, в первый день своего приезда в Хорусь, совершенно отчетливо понял, что доктор Олег предан Юлии целиком и полностью, безоговорочно и бесповоротно. А вот влюблен ли доктор Олег в Юлию — этого он не понял. Может быть, потому, что доктор Олег так откровенно восхищался Юлией, так бесхитростно радовался при каждой встрече с ней, так ловил каждое ее слово… Он был похож не на влюбленного, а скорее на любящего родителя, пребывающего в перманентном восхищении от своего необыкновенного чада. Или, наоборот, на ласкового ребенка, для которого его мама — свет в окне… Странное отношение. Так к Юлии относился Валентин Владимирович. В Хоруси отец Юлии был до того не похож на себя воронежского, домашнего, что Виктор до сих пор понять не мог, в чем тут дело. Чуть-чуть прояснила мама Нина, при Викторе вскользь поинтересовавшись у отца Юлии, как там его бабы, все скандалят? И Валерия в третий раз замуж пойдет или, может, наконец на какую-никакую работу устроится? Виктор чуть уши не прижал, ожидая реакции грозного генерала, но тот только хмыкнул и отмахнулся:

— А бог с ними, мама Нина. Сюда я их не допущу, вы не волнуйтесь. А дома я сам с ними справлюсь.

— Ты почаще к нам приезжай, — попросила мама Нина ласково. — И сам отдохнешь, и дочку порадуешь. Вон как она тебя встречает — прямо до неба скачет. Скучает она без тебя.

— Так и я скучаю. — Валентин Владимирович вздохнул горестно и протяжно. — Мама Нина, я ведь так и не привык, что Юлия отдельно живет. Умом понимаю, что здесь ей лучше, а сердце ноет… Это теперь уже не пройдет, да?

— В отпуск к нам приезжай, — посоветовала мама Нина. — На весь месяц. Нечего тебе в санаториях делать. А здесь мы так-то хорошо поживем… Юльке праздник на целый месяц. Приезжай.

— Спасибо, — растроганно ответил грозный генерал. — Я приеду. Спасибо.

Да и все там было не так, как ожидал увидеть Виктор. И сама эта забытая богом деревня оказалась не такой, какой он ее себе представлял. И этот странный интернат — совершенно не такой, каким должен быть. Совершенно не похож на те, какие он видел раньше. Вообще ни на что не похож. А дети в этом интернате… Он ко всему был готов. Он много чего повидал за пять лет практики и у себя в больнице, и в лондонской клинике, и в Катькином диспансере, и во многих подобных заведениях.

В Хоруси — ничего похожего. Во-первых, практически здоровые дети там живут вместе с явно больными. Это обстоятельство его до такой степени потрясло, что он откровенно высказал доктору Олегу свое, мягко говоря, недоумение: черт побери, вы тут что, свихнулись все? Вот у этого и у этого — у них же диагноз на лбу написан! А они вместе с нормальными живут, и едят, и спят, и гуляют, и даже в школе занимаются!

— Да. — Доктор Олег озабоченно нахмурил желтые бровки, хлопнул желтыми ресницами и запустил пятерню в желтые лохмы. — Действительно, безобразие. Никаких условий. И что делать — просто ума не приложу. Но вот что интересно, ты заметь… У нас здоровые не становятся больными. А больные, между прочим, выздоравливают. Ты чего глаза таращишь? Ты на меня глаза не таращь, пойдем, я тебе покажу кой-чего…