Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ

— Лучше платить деньгами и керосином, чем человеческими жизнями, — сказал он. — Наш народ не понимает, что мы там делаем или почему мы там находимся уже семь лет. Легко уйти, но мы просто не можем бросить все на произвол судьбы. Многие страны отвернутся от нас. Мы должны оставить нейтральный и дружественный Афганистан. Какие шаги надо предпринять? Почему бы не сделать армию наемной? Что нужно для предотвращения дезертирства? Хорошие деньги. Лучше дать им оружие и боеприпасы, и пусть они сами воюют за то, что дотают нужным. Тем временем мы параллельно можем заняться политическим урегулированием. Нам нужно использовать для этого все контакты с Пакистаном и Соединенными Штатами.

— Мы не можем принести им свободу военным путем, — сказал Егор Лигачёв — правая рука Горбачёва. — Здесь мы потерпели поражение. И то, что сказал Эдуард Амвросиевич, является первым объективным анализом, который нам представлен. Связывая все надежды с военным решением, мы не подумали о последствиях. Думаю, что политика национального примирения является правильной. Если народ спросить, что он предпочитает: гибель наших солдат или ограничение нашего участия различными формами помощи, — думаю, что все до последнего выскажутся за второй путь. И нам надо работать с Пакистаном, с Индией, с Китаем и с Америкой. Но уйти так, как американцы ушли из Вьетнама? Нет, они скажут, что мы до этого еще не дошли.

Маршал Соколов добавил свою трезвую оценку.

— Военное положение в последнее время ухудшилось, — сказал он. — Наши гарнизоны стали обстреливаться в два раза чаще. Они ведут борьбу главным образом в деревнях, рассчитывая на наши ответные удары по населенным пунктам. Такую войну нельзя выиграть военными средствами.

— Таким образом, мы подтверждаем свою твердую политику, — подытожил Горбачёв. — И начав ее, мы не отступим. Будем действовать по всем направлениям. Проанализируйте, где и как наша помощь может быть использована наилучшим образом, запустите механизмы внешней политики через Кордобеса и Пакистан, попытайтесь договориться с китайцами и, конечно, с американцами. Когда мы входили в Афганистан, мы были идеологически зашорены, считали, что сможем сделать сразу три прыжка вперед — от феодализма к социализму. Теперь мы можем смотреть на ситуацию трезво и проводить реалистическую политику. Мы согласились со всем в Польше — церковь, индивидуальные крестьянские хозяйства, идеология и политический плюрализм. Реальность есть реальность. Товарищи, давайте скажем правду. Лучше платить деньгами, чем жизнями наших людей.

Заручившись практически полной поддержкой Политбюро, Горбачёв в последующие дни и недели продолжал пропагандировать свой курс на выход из Афганистана. Месяц спустя, на заседании Политбюро 23 февраля, Горбачёв укрепил свои позиции, заявив:

— Вот мы теперь там, и самая большая головная боль — как оттуда уйти. Мы можем уйти быстро, ни о чем не думая и возлагая вину за все на прежнее руководство. Но мы не можем этого сделать. Индия будет обеспокоена, и в Африке будут нервничать. Там будут смотреть на это как на удар по авторитету Советского Союза и национально-освободительному движению. Они нам скажут: если мы уйдем из Афганистана, империализм пойдет в наступление. Но важны также и внутриполитические соображения. В Афганистане побывал один миллион наших солдат. Оказывается, все напрасно. Они скажут: вы забыли о потерях и авторитете страны. Остается горький осадок — за что люди умирали? Нельзя исключать Америку из этого соглашения вплоть до заключения с ними сделки. И надо ткнуть в это носом Пакистан — пусть знают: Советский Союз никуда не уходит. Может быть, можно пригласить Зию уль-Хака для встречи со мной в Ташкенте, даже как-то «заплатить» ему. Нам нужно проявлять гибкость и изобретательность, иначе режим Наджиба рухнет. Продолжайте переговоры, не давайте им прерываться. И, возможно, нам придется пойти на уступки в вопросе сроков ухода. Есть ли какие-то сомнения в том, что я сейчас сказал?

Люди, правившие Советским Союзом, в унисон ответили: «Нет».

— Тогда давайте действовать соответственно.

7

Исламабад. Март 1987 года

Билл Кейси умер за месяц до того как на горных перевалах начали таять снега, но он успел увидеть первые признаки перелома в Афганистане, в наступлении которого был уверен. Переговоры с Советами в Женеве становились все более интенсивными, и это укрепляло уверенность в том, что они в конце концов поняли: победы им не видать. Но в Вашингтоне мало кто считал, что они в любой момент могут просто собраться и уйти. И война продолжалась.

После встречи с директором в июле 1986 года я его больше не видел, но даже когда вдруг счастье ему изменило, он не забыл, что я выполнял его приказ. Незадолго до своего приступа в декабре он присвоил мне почетный офицерский ранг. Такой чести удостаивались в конце каждого года один или два ответственных работника в каждом из отделов. К сожалению, мне так и не представилась возможность поблагодарить его.