Гульбеддин Хекматияр происходил из пуштунской семьи Гилзай — кочевого племени Харотай, которое мигрировало из района Газни в Пуштунистане на востоке Афганистана в Кундуз в северной части страны. В течение двух лет он обучался в кабульской военной средней школе, но не окончил ее. Потом поступил в Инженерный колледж Кабульского университета, но и тут не закончил учебу. Нашел свое призвание как политический активист и ревностный приверженец ислама. В университетском городке он стал активным участником исламского молодежного движения. Был яростным противником коммунистов, которые в тот период расширяли свое влияние в афганской политике. За убийство своего противника из числа маоистски настроенных коммунистов он был осужден на два года тюремного заключения. Именно в этот период в университете у него произошли первые столкновения с другим студенческим активистом, таджиком из Панджшерского ущелья Ахмад Шахом Масудом. В последующие три десятилетия они будут бороться между собой за центральное место на афганской политической арене.
После освобождения в начале 70-х годов из тюрьмы Хекматияр бежал в Пешавар, где вместе с другими афганскими исламистами и при поддержке пакистанских властей стал одним из фундаменталистских лидеров, противостоявших Республике Афганистан. В 1975 году, когда инспирированное исламистами восстание против афганского правящего режима потерпело поражение, он основал собственное радикальное движение «Хезб-э Ислами», или «Исламская партия».
Гульбеддин достал свои агатовые четки и стал перебирать их одну за другой. Всем своим видом давал понять, что пришел сюда против своей воли, и не спешил начать разговор.
— Благодарю Вас, инженер, что вы нашли возможность встретиться со мной нынешним утром, — начал я, желая скорее перейти к делу. — Я знаю, как много у вас дел.
Легкий кивок головой, но никакого ответа.
Я перешел прямо к делу.
— Инженер Гульбеддин, вы знаете, что мы помогаем вашим людям, но вы как-то намеренно стараетесь раздражать американцев. Может быть, я что-то не понимаю?
Я знал, что Хекматияр не был инженером, но лидеры Сопротивления могли быть или церковниками, или инженерами. Если к полевому командиру или лидеру партийной группировки нельзя было обращаться, используя духовное звание «мулла» или «маулви», то лучше было называть его «инженером». Таким образом, Гульбеддин становился инженером.
— Я не могу отвечать за раздражительность американцев, — сказал он резко. — Это ваша проблема.
Этот парень действительно нас не любит, подумал я.
— Это началось два года назад, когда вы отказались встретиться с нашим президентом Рейганом, и продолжается до сих пор. Мне безразлично, что вы домаете о Соединенных Штатах, но это затрудняет мне оказание помощи вашим командирам в Афганистане.
— Это как? — Гульбеддин уловил в моих словах угрозу (Может, я собираюсь сказать ему, что его командиры будут отрезаны от каналов поступления помощи?)
— Из-за вашей репутации жестокого фундаменталиста, — намеренно используя эти термины, чтобы спровоцировать его, — который ненавидит США так же, как и СССР, и это известно в Вашингтоне. Эти сведения распространяются в Вашингтоне вашими братьями по джихаду, которые жалуются, что вы получаете от ваших пакистанских братьев больше, чем заслуживаете. Эти жалобы поступают ко мне. Некоторые у нас в правительстве считают, что вам вообще ничего не надо давать. Это беспокоит меня. И это может создать проблемы вашим командирам.
— Что означает «жестокий фундаментализм»? — спросил Гульбеддин, щелкая четками.
— Вам, так же как и мне, прекрасно известны истории о том, как вы плескали кислотой в лицо девушкам в Кабульском университете, отказывавшимся носить чадру…
— Выдумки. Этого никогда не было.
— Что вы лично убивали своих коллег по партии за проявление нелояльности. Что вы казните пленных, которых захватывают ваши командиры, особенно из народностей хазара и хугиани.
— Это тоже выдумки. Ерунда. Моя партия подчиняется дисциплине, но…
— Это выдумка или это ерунда, инженер Гульбеддин? Тут есть разница.
На это он ничего не ответил.
— Это важно для меня потому, что это важно для моего правительства, — продолжал я. — Если бы это были выдумки или ерунда, я бы не тратил на это ваше и свое время.
— Я веду борьбу с жестоким врагом и я отвечаю ему такой же жестокостью. Но эти истории — ложь, и это не имеет никакого значения. Неважно, что ваше правительство думает обо мне. Я не нуждаюсь в вашей поддержке или поддержке вашего Конгресса. Я могу захватить у противника достаточно оружия, чтоб вести джихад.
— «Стингеры»? Вы можете захватить там «Стингеры», инженер? Было хорошо известно, что командир отряда, сбившего в сентябре прошлого года первые Ми-24Д в Джелалабаде с помощью «Стингеров», принадлежал кгруппировке Хекматияра.
— Право вооруженной борьбы принадлежит народу Афганистана.
Этот парень — крепкий орешек, подумал я. Он не делает различий между фактами и фантазией.
— Инженер Гульбеддин, тогда какие важные для вас вопросы вы хотели бы обсудить?
— Давайте поговорим о том, почему вы хотите убить меня? Я знаю ваши планы.