Находясь в Москве, я получил возможность увидеть просто анекдотическое свидетельство уменьшившегося влияния КГБ в советском обществе. Вместе то своими спутниками я в сопровождении веселого полковника КГБ по фамилии Кузьмин попытался войти в Кремль для осмотра Царь-пушки. У входа мы были остановлены охранником, который с апломбом указал нам на свои часы и заявил, что мы опоздали. Три минуты назад вход в Кремль был прекращен. Кузьмин попытался уговорить охранника, объяснив ему, что мы были важной американской делегацией, но тот был непреклонен. Тогда Кузьмин, заговорщически подмигнув мне, сказал: «Смотри».
Хорошо отработанным движением он выхватил свое красное удостоверение КГБ, раскрыл его и поднес к лицу охранника:
— Комитет государственной безопасности. А теперь, пожалуйста, пропустите нас.
Охранник взял в руки удостоверение, внимательно рассмотрел его и возвратил полковнику.
— Мне все равно, даже если бы вы были Крючковым. После закрытия сюда вы не пройдете.
Дискуссия окончена. Повернувшись кругом, охранник пошел прочь. Мне пришлось отложить знакомство с Царь-пушкой до следующего визита в Москву, но выражение изумления на лице полковника Кузьмина было достаточной компенсацией за эту отсрочку.
Мы покинули Советский Союз утром 8 августа. И хотя мы видели, что советская система находилась в состоянии сильного стресса, ничто не предвещало событий, последовавших всего через 10 дней. Тот факт, что КГБ пригласил нас в Москву именно в это время, позже позволил мне прийти к выводу, что принимавшие нас люди не имели ни малейшего представления о том, что их ждало впереди.
Поток советских разведчиков, предлагавших свои услуги ЦРУ, продолжал возрастать, и вместе с ним росло число неизбежных просьб о выдаче средств для совершения самоубийства с целью избежания ареста и допросов. Одна такая просьба попала на рассмотрение ко мне, и мне пришлось встретиться с главным химиком нашей технической службы, который стал в деталях, которые каждый предпочел бы не знать, объяснять действие так называемой Л-таблетки, то есть летальной таблетки, эвфемистически называвшейся «спецпрепаратом».
Он объяснил, что цианистый калий всегда был наиболее популярным средством «ухода». Он действовал очень быстро и надежно — большинство обитателей бункера Гитлера надкусили именно стеклянную капсулу с цианидом. Недостаток был в том, что для смертельной дозы требовалась капсула довольно больших размеров, которую шпиону было трудно прятав в повседневной жизни, не привлекая внимания. Были и другие, более современные и легче маскируемые средства, но они действовали медленнее, что создавало большие неудобства! Если маскировка не составляла проблемы, то лучше было использовать цианистый калий, который действовал быстро и аккуратно.
Химик принес с собой пару учебных Л-таблеток. Это были наполненные нейтральным газом капсулы, закамуфлированные в различных безделушках. Все, что вам нужно сделать, надкусить место, где скрыта капсула, и сделать пару глубоких вдохов. Он протянул мне через стол одну из капсул.
— Хотите попробовать? — на полном серьезе спросил он.
Я взял в руки одну из безделушек и взвесил ее в руке.
— Вы уверены, что это учебная? — спросил я.
— Конечно… хотя, подождите минутку… Думаю, что да…
Химик впервые улыбнулся, когда я довольно быстро выронил из рук капсулу.
Я попросил об этой встрече, чтобы получить возможность внятно объяснить Биллу Вебстеру ситуацию, когда я буду лично подавать ему на утверждение очередную заявку на выдачу Л-таблетки. Судья Вебстер был вдумчивым и осторожным человеком, и я уже высказывал свою озабоченность Дику Столцу, считавшему, что единственной проблемой, которая может возникнуть, было то, что Вебстер испытывал вполне понятное отвращение к самой идее, а также требовал каких-то гарантий. Он хотел убедиться в том, что специальные препараты не выдаются без разбора, в частности для убийства других людей. Столц был весьма возбужден, когда рассказал мне, как санкционировал выдачу Л-таблетки «Трайгону». В те менее сложные времена он сам санкционировал выдачу этого спецсредства, не запрашивая одобрения директора ЦРУ и тем самым защищая его. Это время давно прошло, с сожалением сказал Столц. Доложите это судье и расскажите ему все, что он должен знать.
Через неделю я представил свой меморандум Биллу Вебстеру. Он спросил, действительно ли мы трижды отказывали нашему советскому агенту в его просьбе. Я подтвердил: да, отказывали. Может ли он использовать это средство против другого человека? Я заверил его, что в жизни все возможно, но способ принятия яда затрудняет его использование для совершения убийства. Без каких-либо колебаний или дальнейших вопросов судья Вебстер подписал мою заявку.