Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ

Это был мой первый день работы в новой должности, и я все еще размышлял о том, как оказался в кресле заместителя начальника советского отдела, этого островка самой замкнутой субкультуры в Оперативном управлении. Все началось с того, что в Хартуме я получил состоявшую из одного параграфа шифровку, в которой говорилось, что по прибытии в Центр в июле буду назначен заместителем руководителя советского отдела. Я знал, что это решение было принято заместителем начальника Оперативного управления Клэйром Джорджем, но за ним чувствовалась рука Билла Кейси.

Клэйр Джордж любил говорить, что он вытащил меня из техасской глубинки, где я возглавлял местное отделение ЦРУ в Далласе, и послал в водовороты Африки, сначала в Нигерию, а затем, что более важно, в Судан. Там я отправлял фалашских евреев из Эфиопии в их длинное путешествие в Израиль и оказывал поддержку действовавшей в Хартуме группе агентов израильского «Моссада». Операция по вывозу эфиопских евреев через Хартум как раз в тот момент, когда суданские власти стали закрывать это направление, привлекла внимание Билла Кейси. Но моим действительным наставником был заместитель Клэйра, Эд Юхневич. Именно Юхневич добился моего назначения в «заповедник» Гербера, чтобы немного расшевелить там всех.

Юхневич знал, что мы с Гербером были людьми разного темперамента, у каждого были свой опыт и своя подготовка, словом, отличались так, как только могут отличаться два работника одного и того же Оперативного управления. У меня была репутация человека с опытом работы в кризисных ситуациях в отдаленных уголках мира. Некоторые в Лэнгли видели во мне этакого ковбоя из стран третьего мира, больше приспособленного к проведению откровенных «тайных» операций, чем к работе по тонким шпионским делам в «закрытых районах».

По контрасту Гербер был тем, кого на жаргоне ЦРУ называли человеком «палок и кирпичей»[20] — мастером проведения тщательно разработанных операций за «железным занавесом». В его взгляде читалось предостережение, немое напоминание о холодной войне, ослепительном свете прожекторов, вырывавшем из темноты Берлинскую стену холодной январской ночью. В ЦРУ Гербер больше, чем кто-либо, служил американским аналогом Джорджа Смайли[21]. Мы с ним как бы олицетворяли два противоположных типажа сотрудников Оперативного управления: один свергал правительства и вел тайные войны в странах третьего мира, а другой осторожно действовал в странах советской империи, встречался с агентами и обрабатывал тайники. Наиболее способные работники ЦРУ могли одинаково хорошо делать и то и другое, но в Хартуме и Лагосе требовались совсем другие люди с иными навыками, чем в Москве. И когда мы оказались в одной команде с Гербером, определенные конфликты были неизбежны.

Когда я в 1964 году впервые оказался в Лэнгли, ЦРУ еще только набиралось опыта. Молодые люди, и среди них некоторое количество женщин, приехавшие в ту осень в Вашингтон в качестве слушателей курсов ОС-19, представляли новое поколение разведчиков ЦРУ, большинство которых родилось незадолго до нападения японцев на Пёрл-Харбор. Многие из их родителей обучались в колледжах на стипендии, полагавшиеся ветеранам военной службы, некоторые были первыми представителями своих семейств, кому удалось подняться по этой ранее недоступной лестнице. Правда, на курсах ОС-19 были выпускники Гарварда, Йеля и Принстона, но большинство представляло маленькие точки на географической карте США, находящиеся далеко друг от друга. Они приехали, чтобы служить в элитном подразделении ЦРУ — его тайной службе, или в Ди-Ди-Пи, то есть в Директорате планирования. Очаровательное по своей расплывчатости наименование, сокращение которого в равной степени применялось для обозначения как самого подразделения, так и его руководителя.

В Лэнгли я пришел после четырех лет службы в ВВС, владея китайским и немецким языками. После года учебы я получил свое первое назначение в Бонн. К тому времени основной плацдарм советско-американского соперничества незаметно переместился из Германии в страны третьего мира. Возведение Берлинской стены существенно затруднило проведение разведывательных операций вдоль границ разделенного стеной города. Теперь Берлин, бывший в начале холодной войны эпицентром шпионских операций, стал учебной площадкой для молодых разведчиков. Ветераны работы в Германии саркастически стали называть Берлин «Бранденбургской школой для мальчиков» и с ностальгией вспоминали «былые времена».