Главный провокатор Голливуда. Скандальная биография Джима Кэрри

— Эй, молодой человек, не злоупотребляйте восклицательными знаками! — сказал ему кто-то из прохожих, не узнав его со спины.

Вот она, наконец-то, и произошла, эта невероятная встреча, одна на миллион!

Ночь, когда решается Судьба

Но по мере того, как карьерные перспективы Рене начали расти в геометрической прогрессии, чувства ее к Джиму стали притупляться прямо пропорционально им.

В своем ослеплении любовью Джим даже не заметил, что Рене уже не отвечает ему с должной страстью. Он решился сделать ей предложение и выбрал для этого момента их перелет на его роскошном личном самолете из Голливуда в Лондон, где должны были проходить съемки некоторых сцен фильма. Стократно отрепетировав свою блестящую речь перед зеркалом, и даже и не подумав о возможном отказе, Джим был полон щекочущего ожидания.

Он украсил самолет сотней букетов алых, как кровь, роз, тысячей разноцветных свечей, разложил на полу шкуру белого медведя возле бутафорского камина, и ровно в полночь, когда в воздухе чувствуется разлитое вокруг волшебство ночи, произнес свою торжественную речь:

— Рене! Я ждал тебя всю жизнь и дождался! Дождался, как Святой Георгий дождался дракона, как Христос дождался своего распятия, как человек дожидается последнего откровения или смерти! Ты — самая красивая и лучшая женщина в мире! Ты выйдешь за меня замуж?

Рене растерянно смотрела на него в течение десяти ударов сердца Джима и потом, медленно отставив бокал с мартини, ответила еле слышно:

— Джим! Я очень люблю тебя. Мы с тобой друзья. Но мы не созданы друг для друга…

Улыбаться, скрипя зубами

Джиму ничего не оставалось, кроме как улыбнуться — это был его стандартный метод выходить из затруднительных и обескураживающих положений. Однако улыбка его при этом была такой странной, словно он вывихнул челюсть. Душа же его в этот момент трепетала и билась о железную беспощадность фактов, словно птица о прутья железной клетки. Он возвел руки к небу. На полу лежала белая медвежья шкура, раскинув лапы, словно летя в бездонную пропасть пола.

«Какая блестящая метафора!» — мимоходом подумал Джим, в то время как сердце его билось, как у загнанного зайца и было просто готово вырваться из груди от вопиющей несправедливости жизни.

Горестно, словно погибшая душа, он вышел в соседний салон, оставив Рене в одиночестве допивать свой мартини. Он сел на сидение, уставился в окно и долго-долго смотрел на розовые закатные облака. Через пол часа к нему подошла его личная стюардесса и спросила, не желает ли он чего-нибудь выпить.

Он набил слезами полный рот и не мог говорить. Только беспомощно покачал головой из стороны в сторону и снова отвернулся к окну. «Мир — это черный катящийся шар. Он давит все на своем пути. Он катится на тебя. Ты бежишь и топчешь других. Что здесь особенного?» — нацарапал он пальцем на запотевшем от его горячего дыхания иллюминаторе.

— Как Вам удалось добиться такого феноменального успеха?

— Мое отчаяние помогло мне достичь всего этого. Я думаю, что людям нужна мотивация, чтобы двигаться вперед. И отчаяние — ее главное составляющее: без этого чувства невозможен процесс познания и творчества. В жизни нужно чаще улыбаться, даже скрипя зубами.

Муки любви

Всю ночь он бродил по Гайден-парку, как тень Гамлета, и, надеясь, что какой-нибудь бандит или сумасшедший положит конец его страданиям. Обхватив голову руками, он сокрушенно повторял громко вслух окончание какой-то своей мысли:

— Это ужасно! Это ужасно! Это ужасно…

На следующий день на съемках он появился на рассвете в четыре утра, когда подсобные рабочие расставляли декорации. Он был загадочно тих и исполнен созерцательного спокойствия. Характер его резко изменился. Он стал не шумлив, не приметен и завуалировано сумрачен…

В чем была его ошибка? В том, что он никак не мог остановиться и все смешил, смешил и смешил Рене, все корчил рожи и даже из мытья посуды устраивал цирковой номер? Может быть, она просто так не привыкла — все время смеяться? Может быть, ей казалось, что какими-то вещами надо заниматься только серьезно? Любовью, например.

После Рене он понял: нет, лучше одному. Это не так больно. Мимолетный флирт с девушкой, наливающей ему кофе в самолете, с администраторшей гостиницы, с суровой полицейской мадам, штрафующей его за неправильную парковку. Раз-два-три, и вот уже стюардесса хихикает, проливая горячий напиток на пассажира первого класса, администраторша покрывается рваными красными пятнами, пытаясь сдержать смех, рвущийся из слишком узкой в талии юбке, и даже суровая полицейская дама хохочет неожиданно звонко и даже мелодично.

Медленное сумасшествие