Ашер понял, что опять отвлекся, задумавшись в очередной раз о реорганизации собственного ведомства. Мысли, которые посещали его в последнее время совсем уж не вовремя.
Как, например, сейчас, когда он держит лазерник, предназначенный для казни мятежного лидера.
Казнь? Правильно, ему предстояло завершить показательной казнью публичную экзекуцию.
Предстояло, так как мятежник неизвестно каким образом сумел вывернуться из рук охраны, вырвать оружие у зазевавшегося конвоира и, взбежав на возвышение, где стояли Ашер и Сайрус, приставить его к голове Императора.
Овер-канцлер так и знал, что сегодня на залитой светом столичной Площади Покаяния что-нибудь пойдет не так. С самого утра его мучили нехорошие предчувствия, и подумать только, во что это все вылилось.
Если бы он был настороже!
Императору никак нельзя было присутствовать на публичном наказании. Слишком свежи еще следы заговора, мятежа, который он, овер-канцлер, с таким трудом, но все же пресек.
Нельзя.
Тысячи людей, собравшиеся вживую поглазеть на казнь, словно слились в единый организм, и этот зверь, еще недавно буйный и шумящий на разные голоса, замер в тревоге.
Остались только они вчетвером.
Вчетвером? Кто этот человек, гневно смотрящий на него? Такой маленький и незаметный по сравнению с величественной фигурой Императора и здоровенным главарем мятежников?
– Немедленно уберите оружие, овер-канцлер!
Надо же, и он еще смеет диктовать ему условия? Каков наглец! Точно, это с его помощью мятежник смог освободиться.
Ашер перевел лазерник на внезапно побелевшего от страха человека.