Главный рубильник. Расцвет и гибель информационных империй от радио до интернета

Второй важный пример Принципа разграничения для информационной экономики виден в раздроблении голливудских киностудий Министерством юстиции Трумэна в середине XX в. В этом случае состояние отрасли означало, что разграничение не может быть достигнуто ничем, кроме лечения в виде структурного воздействия. После решения по делу Paramount первая полностью интегрированная студия, а позднее и оставшаяся часть олигополии были вынуждены отрезать от себя сети кинотеатров, разорвав таким образом критически важную связь между контролем над показом и над производством кино. Как бы мы ни искали экономических оправданий, возможно, никакая разграничительная мера не оказала более глубокого влияния на культуру. За ней последовал подъем независимых студий и кинотеатров, что в конечном счете привело к переосмыслению процесса создания американского кино и самой его сути. Согласимся, что в этой великой трансформации присутствовали и другие факторы (изменились взгляды публики, появилась конкуренция со стороны телевидения), но без разграничения, осуществленного благодаря решению Paramount, неизвестно, завершились бы долгие годы киноцензуры Кодекса Хейса так, как это получилось.

Как я уже неоднократно доказывал, в информационных индустриях имеются определенные моменты, которые делают неадекватными традиционные подсчеты эффективности, лежащие в основе большинства регуляторных мер. Самый вопиющий недостаток — это привычка чиновников-антимонополистов настаивать на том, что конкуренция страдает, когда присутствует влияние на цены (проблема «фиксирования цен»). На деле же не все пагубные объединения приводят к повышению потребительских цен. Мы помним, что Кинотрест в 1908 г. держал цены на низком уровне, поскольку отсекал от рынка более сложное кинопроизводство, например фильмы с развитыми сюжетами и картины длиной больше 20 минут. Вред был виден не столько по экономическим показателям, сколько по развитию кино как отрасли и как искусства.

AT&T тоже держала на низком уровне цены для простых людей, по крайней мере согласно ее собственным подсчетам, потому что управляла эффективной системой и брала больше с корпоративных клиентов и за звонки по межгороду. Но после того как правительство предприняло решительные шаги, чтобы раздробить телефонную монополию, на рынок обрушились многочисленные волны инноваций, начиная с голосовой почты и заканчивая интернетом. И только тогда стало понятно, насколько катастрофически Bell задерживала прогресс. Однако успех раздробления заслоняет от нас неудачу регуляторной системы. Государство решилось на этот шаг с огромным опозданием, и не по каким-то особым объективным подсчетам убытков, а из-за отчаяния от неизменного высокомерия Bell. В отсутствие четких стандартов реакции на антиконкурентное поведение, применение Акта Шермана — относительно редкий и крайний шаг — в основном является произвольным, в отличие от большинства реакций на нарушение федерального закона. И поэтому, будучи мощным противоядием от монополии, он никак не может претендовать на надежность и гарантию от ошибок.

Распад Bell, инициированый кабинетом Никсона и завершенный при Рейгане Министерством юстиции, следует признать самой яркой атакой на интегрированный информационный бизнес в американской истории. Ведь она не только разбила гигантскую отрасль на куски: сопутствующие правила и распоряжения Федеральной комиссии по связи также запрещали вновь образованным фирмам (неизбежным монополистам в своих регионах) доминировать в новых отраслях, родившихся из телефонных сетей. Следовательно, к 1984 г. американские коммуникации находились в процессе самого бескомпромиссного и радикального разграничительного управления, который мы когда-либо видели до или после этого момента. Неслучайно, что период, который наступил затем, ознаменовал собой самый великий и самый долгий подъем в истории информационных отраслей.