Главный самоед империи

Вскоре после описываемого события француз-король самоедов ушел в мир иной. Очевидец описывает похороны, устроенные Вимени царем: "Много важных лиц, одетые поверх платья в черные плащи, провожали покойного, сидя на... самоедских санях, запряженных северными оленями с самоедом на запятках...".

Свято место пусто не бывает! Вместо француза Вимени следовало найти нового властителя самоедов. Писатель А. Родионов в своем романе "Хивинский поход" вкладывает в уста Петра I следующую реплику: "Шут он [Лакоста. - Л . Б.] изрядный, скоро я повышу его в звании. Лакоста будет королем самоедов и станет управлять шитыми рожами при моем дворе, а именовать его надлежит титулярным графом и церемонийместером увеселений".

Понятно, что Петра I вовсе не интересовала национальная принадлежность начальника дикарей: Лакоста, как и его предшественник, был человеком политичным, образованным, и именно это определило выбор царя. По свидетельству современников, церемонию коронования шута царь отпраздновал в Москве с большим великолепием: на поклонение новоявленному "королю" явились 24 самоеда, приведшие с собой целое стадо оленей.

Трудно предположить, что шутовской король действительно правил самоедами. По-видимому, он играл чисто декоративную и представительскую роль и тем самым увеселял государя. Петр Дорофеевич, этот шут, изощренный в политесе, щеголял теперь своим самоедским одеянием. В таком виде он принимал участие в многочисленных маскарадах. За исправную шутовскую службу царь подарил Лакосте остров Соммерс, что в Финском заливе. Петр не расставался с ним и часто брал с собой в многочисленные поездки: в составленном А. Д. Меншиковым списке лиц, сопровождавших императора, значится и наш шут, и ему приказано приготовить трех лошадей.

И при императрице Анне Иоанновне Лакоста продолжал оставаться придворным шутом. В новых условиях он, однако, был вынужден мимикрировать. Дело в том, что в подборе шутов и шутих для двора императрицы обнаружилось смешение варварского, низменного и галантного, изысканного. Если при Петре I шутам поручалось высмеивать предрассудки, невежество, глупость (они подчас обнажали тайные пороки придворной камарильи), то при Анне шуты были просто бесправными забавниками, которым запрещалось кого-либо критиковать или касаться политики. Теперь вся шутовская кувыр-коллегия подчеркивала царственный сан своей хозяйки ведь забавники выискивались теперь все больше из титулованных фамилий (князь М. А. Голицын, князь Н. Ф. Волконский, граф А. П. Апраксин), а также из иностранцев (Педрилло).

Остроты шутов отличались редким цинизмом и скабрезностью. Монархиня забавлялась, когда забавники, рассевшись на лукошках с куриными яйцами, начинали по очереди громко кукарекать. Ей были любы самые отчаянные выходки придворных дураков и дур - чехарда, идиотские гримасы, побоища. "Обыкновенно шуты сии, - писал мемуарист, - сначала представлялись ссорящимися, потому приступали к брани; наконец, желая лучше увеселить зрителей, порядочным образом дрались между собой. Государыня и весь двор, утешаясь сим зрелищем, умирали со смеху".

Чаша сия не миновала и Лакосту: писатель Валентин Пикуль в своем романе-хронике "Слово и дело" живописует нешуточную баталию шутов с участием Петра Дорофеевича. Впрочем, еврейский шут Петра I выделялся на фоне других забавников Анны Иоанновны: как отмечал ученый швед Карл Берк в своих "Путевых заметках о России", среди всех шутов монархини "только один Лакоста - человек умный". Петр Дорофеевич, надо думать, весьма потрафлял императрице недаром был награжден специальным шутовским орденом Св. Бенедетто, напоминавшим своим миниатюрным крестом на красной ленте орден Св. Александра Невского. Орден сей "был покрыт красной эмалью с маленьким отшлифованными драгоценными камнями вокруг".

Иной историко-культурный смысл обрела и вся история с самоедским королем. В отличие от Петра I, при котором национальные костюмы служили мишенью пародии и сатиры, для Анны с ее любовью к фольклору они имели самостоятельную ценность. Ведь это под ее патронажем учеными Петербургской Академии наук был осуществлен целый ряд научно-этнографических экспедиций в отдаленнейшие уголки России. Очевиден и интерес императрицы к северным народам. Она не только подтвердила за Лакостой титул самоедского короля, но и указом от 22 июля 1731 года обязала Архангельского губернатора "чтоб человек десять самояди сыскать и с ними по одним саням с парою оленей, да особливо одни сани зделать против их обыкновения болши и к ним шесть оленей... И вести их, доволствуя, а не озлобляя, чтоб они охотнея ехали и за оленми смотрели". Известно, что в октябре 1731 года самоеды приехали в Москву.