Затем Моро просит Бернадота ответить ему как можно скорее и, если он сочтет необходимым его присутствие в Швеции, отправить за ним корабль.
Наивный Моро, он, конечно же, не знал, что творится в голове Бернадота, этого ярого, как он считал, республиканца, на руке которого красовалась татуировка «Смерть тиранам!» Позднее, во время кампании во Франции в 1814 году, Бернадот доведет свои войска до Льежа, в Бельгии, а далее отправится в Париж один, надеясь, что его попросят стать преемником Наполеона после отречения последнего. Однако ничего подобного не произойдет, так как многие французы сочтут маршала изменником.
Но это в будущем. А пока Дэвид Пэриш, взяв с собой драгоценный пакет с письмами, отправился в Европу и очень скоро оказался в Гамбурге, откуда ему пришлось еще быстрее убраться восвояси, то есть в Нью-Йорк.
И вот он стоит перед Моро, виновато переступая с ноги на ногу.
— Я привез назад ваше письмо к наследному принцу Бернадоту. Мне не разрешили выехать в Швецию. Маршал Даву, командующий гарнизоном в Гамбурге, приказал мне вернуться в Америку.
Подходил к концу май 1813 года. Время поджимало. «Захочет ли принять меня Бернадот или нет?» — в растерянности думал Моро.
Но вскоре все само собой устроилось, причем самым неожиданным образом.
Мадам де Сталь, находившаяся в Швеции, написала в письме к одной из своих американских подруг, что Бернадот «трубит во все трубы» и зовет Моро.
Герой Гогенлиндена вскоре об этом узнает и сообщает новость в письме Дэвиду Пэришу от 29 мая 1813 года. Генерал пишет, что получил письмо от Рапателя, в котором тот говорит, что Бернадот с января месяца пытается связаться с ним, но его письма, вероятно, были перехвачены. Моро сообщает, что принял решение готовиться к отъезду в Европу. Одновременно он сообщает, что утром встречался со знаменитым Робертом Моррисом (предком известного табачного короля Филиппа Морриса), который из ничего сделал громадное состояние и стал самым богатым человеком в мире. Он сравнивает его с Бонапартом, который из сублейтенанта превратился в императора Франции. В конце письма Моро пишет, что из газет узнал об осаде Люнебурга и что, зная генерала Морана (речь идет о бароне Жозефе Моране (1757—1813), дивизия которого оказалась «забытой» в Шведской Померании в ходе отступления Великой армии из России), никогда бы не доверил ему 35 000 человек.
Узнав, что Бернадот зовет Моро, опальный генерал срочно переписывает свое первое письмо наследнику шведского престола со следующей припиской:
«Я просил вас прислать за мной корабль, если бы вы посчитали мое присутствие необходимым, и передать ваши инструкции через мое доверенное лицо — господина Дэвида Пэриша из Филадельфии. Однако, учитывая, что таким образом я смогу попасть в Европу только к концу сентября сего года, что явно будет поздно, чтобы начать действовать в этом году, я принял решение покинуть США в июне, полагая, что к этому времени моя супруга уже оставит Францию».
Сообщив Бернадоту о «предложениях России» в отношении себя, Моро продолжал:
«Я готов вступить на территорию Франции во главе французских войск, но я не желаю вторгнуться в пределы моей отчизны во главе иностранных солдат. Можете себе представить, каким решительным окажется сопротивление маршалов, генералов и других высших офицеров империи, которых Бонапарт осыпал богатством и наделил землей. Какое правительство должно прийти на смену существующему? Мне не интересны мнения, превалирующие в стране, которая уже в течение десяти лет фактически является королевством.
Что касается меня, то я совершенно свободен и лишен предубеждений, и если нация пожелает возвращения Бурбонов, с которыми меня ничто и никогда не связывало, за исключением подозрений в связи с пресловутым заговором, что ж, я приму с радостью новое правительство, при условии гарантии личных свобод граждан, которые будут обеспечены посредством мощных государственных институтов, ограничивающих амбиции и алчность придворных. Полагаю, что это единственное средство с ними покончить.
Я узнал, что роялисты направили своего агента в Санкт-Петербург, вероятно, в надежде завербовать там некоторых французов. Я не желаю сражаться под их знаменем, которое до сих пор не принесло счастья революции. Впрочем, я никогда не хотел быть орудием чьей-либо личной мести.
Я также с удовлетворением узнал о ходе переговоров между Францией и Швецией, что, по всей видимости, позволит вскоре увидеть вас на стороне тех, кто сражается против Бонапарта. Это было бы очень хорошо для Франции, которая нашла бы в вас поддержку, как только она избавится от вождя, который ее обесчестил…»