Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Интересно, чего хотят от нас эти временные? — озабоченно спросил Лебедев.

— Предательства, чего же еще, — ответил Антонов. Совещание началось в шесть часов вечера. Не откладывая дела, слово взял эсер Минин.

— Вы, вероятно, уже знаете, что петроградские большевики начали под предводительством ЦК предательский мятеж против Временного правительства.

— Нельзя ли полегче, — резко оборвал Южин.

— Ничего, — кипятился Минин, — Временное правительство и революционная демократия без пощады раздавят преступную кучку мятежников.

Антонов встал:

— Если желаете продолжать в таком духе, мы уйдем. Говорите прямо, чего вы хотите.

Минин уже не в состоянии был сдержать себя.

— Во избежание местных осложнений, — зло говорил он, — мы требуем, чтобы Саратовская организация большевиков публично и решительно осудила мятежные действия ЦК партии и петроградских большевиков.

Южин вскочил. Такой наглости он не ожидал даже от эсеров. Антонов нервно трепал свою бороду, а Лебедев даже кулаки сжал.

Меньшевик Чертков призывал: мол, пожалуйста, во имя престижа нашего города, ради спокойствия…

— Понимаете ли вы, — не выдержал Васильев, — сознаете ли вы сами, чего вы требуете от нас? Ведь вы хотите, чтобы мы поступили как жалкие трусы и предатели. Как смеете вы думать так о нас? Как смеете предъявлять нам подобные требования?

Антонов отметил про себя, что Чертков и Минин сразу умолкли. Он знал: меньшевики и эсеры боятся этого человека, боятся его убежденности, бескомпромиссности, его образованности и красноречия. Они боялись его влияния на рабочих и солдат, его непререкаемого авторитета. Они понимали, что за спиной этого человека стоит весь трудящийся Саратов.

— Впрочем, — продолжал, чуть успокоившись, Южин, — вы, мещане, иначе и не можете поступать. Но саратовские большевики всегда были и останутся честными, смелыми большевиками, и от лица всех своих товарищей, без всякого обсуждения вашего гнусного предложения, я заявляю вам: мы всеми нашими силами, не останавливаясь ни перед чем, поддержим наших петроградских товарищей. Не так ли, товарищи?

И Антонов, и Лебедев ответили тут же:

— Правильно!

— В таком случае, — объявил Минин, — мы выходим из Совета.

— И мы, — поддержал Чертков.

— Ну что ж, скатертью дорога.

Южин почувствовал усталость. Все-таки сказывалось напряжение сегодняшнего дня.

— Владимир, — обратился он к Антонову, — ты уж, пожалуйста, проведи сегодня совещание с нашими товарищами — членами военной секции и железнодорожниками. Пусть снесутся с гарнизоном и держат порох сухим. А сейчас нужно сообщить о том, что произошло, городскому комитету партии.

Решение комитета РСДРП (б) было единодушным: поведение Васильева, Антонова и Лебедева одобрить. Установить дежурство ответственных членов комитета в исполкоме, на предприятиях и в полках. Созвать 26 октября экстренное заседание Совета депутатов вместе с представителями профсоюзов и фабзавкомов.

А вечером обессиленный Южин отправился на экстренное заседание думы. Он еще раз убедился, что предательству меньшевиков и эсеров нет предела. Они создали орган для поддержки Временного правительства — «Комитет защиты революции», и беспокойный, горячий и вспыльчивый Мицкевич заявил от имени большевиков:

— Этот комитет правильнее назвать «Комитетом защиты от революции», и большевики в него не войдут!

Мария уже несколько дней не видела мужа. он прислал товарища сообщить: как только улучит минуту, забежит домой. Мария понимала — сейчас самые решающие дни.

Он тоже понимал это. И за бесконечными делами и заботами вспоминал свой последний разговор с Владимиром Ильичей Лениным. Прощаясь после съезда Советов, Владимир Ильич спросил:

— Вы, батенька, говорят, еще один университет закончили… И языки освоили. Это прекрасно. Но не кажется ли вам, дорогой друг, что наш главный университет — революция и что всем нам предстоит овладеть еще одним языком — языком пролетарской диктатуры? Не эти ли дна должны стать наиболее строгими и бескомпромиссными, оценку за которые выставит история, выставит будущее?

Да, выдержать этот экзамен непросто.

Южин понимал, что главные бои еще впереди, что это только начало.

Выстрелов не было. Да и нужны ли они, если цель достигается пока мирными средствами?

И все-таки уже сегодня грозили войной три эсеровских офицерика — они считали себя лидерами солдат. Это все тот же Понтрягин, демагог и политикан, давно растерявший свой авторитет, это жаждущие власти Неймиченко и Диденко. Когда началось заседание военной секции, которой руководил молодой подпоручик Соколов, они отсутствовали. Это обеспокоило Южина: значит, что-то замышляют «господа офицеры». Не окажется ли этот юный Соколов под их влиянием?

Они пришли с большим опозданием и с генеральским видом объявили о своем решении создать «военную диктатуру».

Южин понял: этот ход эсеровских лидеров прикрывается милым лозунгом — «избежать кровопролития».

— Отлично! — воскликнул Южин. — И на кого же будет опираться ваша диктатура? Разве вы не знаете, что большинство рабочих и солдат — за Совет? Кому же вы собираетесь диктовать, господа диктаторы?