Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Я обращаюсь к вам, мои товарищи. Пойдете ли вы против нас? Эти господа, не успевшие еще снять с себя офицерских погон, уже от вашего имени заверили думу, что вы будете стрелять в рабочих и солдат. Так ли это? Пойдете ли вы против своих товарищей и братьев?

— Не-ет…

— Не пойдем!

Среди офицеров послышался шум.

— Не давайте ему говорить!

— Арестовать его…

— Стреляйте…

— Не надо, вы погубите всех нас…

Солдаты схватились за винтовки, и офицеры тотчас замолчали. А Южин продолжал:

— Будете ли вы бороться за революцию вместе с нами, товарищи артиллеристы?

И громкий, не оставляющий сомнения ответ заглушил возмущенные голоса офицеров. Бравое солдатское «ура!» звучало убедительно и клятвенно, когда Южин уезжал из артиллерийских казарм.

Кровь все же пролилась…

Не желая боя, еще веря в то, что эсеры и меньшевики не утратили здравого смысла, Антонов и Южин предложили в исполкоме порешить дело миром.

— Потребуем от них сдачи. Они теперь сами видят, что дело пахнет не игрой и не шуткой.

Да, это была уже не игра. Красногвардейцы соорудили свои баррикады, артиллеристы направили орудия на здание думы. В распоряжении контрреволюционеров были винтовки, баррикады из мешков с фруктами да тысячи три всякого рода лавочников, юнкеров, гимназистов во главе с офицерами. На колокольне церкви архангела Михаила, расположенной возле думы, они установили пулемет.

Переговоры о сдаче вели Антонов и Южин, но думцы тянули время.

— Известно, что тянут. Ждут казаков, — сказал Антонов.

— Вот и телеграмма перехвачена от атамана оренбургской дивизии: «Взять Саратов в 24 часа и ликвидировать большевиков, восстановив законную власть», — прочитал Щербаков.

Это был стройный, подтянутый, с сурово сдвинутыми бровями офицер. Губы его были плотно сжаты, — видно, человек собранный и решительный. Южин подумал об этом по-своему: «Упрям: такой не сдастся».

— У вас все в порядке? — спросил Антонов Щербакова.

— Так точно, — по-военному ответил начальник гарнизона, — совместно с красногвардейцами блокировали думу и казаков встретим, если потребуется… Разрешите идти?

— Погодите, — ответил Южин. — Я прошу членов комитета, пока мы ведем переговоры, побывать на заводах. Рабочие должны быть готовы к сражению. Надо помочь вам и товарищу Федорову. Кирилл, — обратился Васильев к Плаксину, — надо пойти на завод «Жесть», Сможешь?

Плаксин кивнул и тотчас вышел.

Умчался к железнодорожникам Ковылкин, ушел в типографию Марциновский.

— Ну, а теперь пора кончать с этими.

Южин снял телефонную трубку и вызвал думу. К телефону подошел все тот же Александр Минин.

— Вот что, господа, если вы не потеряли здравого смысла, бросьте эту канитель, немедленно присылайте своих уполномоченных для переговоров. Надвигается ночь, и любая случайность может заставить заговорить винтовки и орудия. На казаков не надейтесь — они не успеют, да и мы приняли свои меры. Телеграмма Топуридзе и ответ атамана нам известны. Так что не теряйте времени.

Делегация все-таки прибыла; привел ее в Совет лидер эсеров Минин. Антонов тут же набросал текст условий: полная сдача оружия с гарантией неприкосновенности всех сдавших оружие; роспуск военных организаций, штаба и комитета при думе; никаких противодействий мерам и распоряжениям Совета…

Минин тянул. Скрипучим, обиженным голосом он спорил, требовал, возмущался.

В это время вошел Щербаков. Вид у него был не то чтобы растерянный, но изрядно встревоженный.

— Дума начала боевые действия. На Валовой улице стрельба. Есть раненые. Если дума не прекратит огонь, я начну артиллерийский обстрел.

Южин посмотрел на Щербакова — этот не поколеблется. Военная косточка. Обстрел думы, а там рядом — дом на углу Приютской, там Маруськ, Валюша… Хотелось крикнуть: нет, только не это! Но он перевел взгляд на Минина.

— Десять минут вам на размышление. Или вы подписываете условия сдачи, или убирайтесь вой. А мы уж будем знать, что делать.

Эсеры соглашаются и уходят в думу вместе с Антоновым и другими товарищами, которые должны сообщить думцам об условиях сдачи.

Южин на секунду отозвал Минина в сторону.

— Антонов идет под вашу личную ответственность. Понятно?

Как только эсеровская делегация покинула здание, Васильев принялся за воззвание к населению: надо было незамедлительно успокоить людей, не дать вспыхнуть панике.

«Товарищи и граждане! — писал Южин. — Свершилось страшное. Кровь пролилась. Спокойствие, товарищи и граждане! Вся власть в руках рабочих и солдатских депутатов…»

А у самого нет спокойствия на душе. Где Антонов? По телефону сообщили, что из думы он уже ушел, а в Совет не прибыл. А тут еще жена кадета Никонова бьется в истерике:

— Умоляю, не стреляйте — там дети…

— Какие дети?

— Гимназисты. Они поддались агитации эсеров. Они там…

Дети! Где Валюша? Что с Марией? Ведь они в самом пекле…

Мария о себе не думала — нужно было спасать девочку.

— Я сама спрячу Валюшу, — вызвалась Таня.

— Да ведь опасно. Юнкера вокруг…

— Ничего, Мария Андреевна. Я ее к знакомым: они у Волги живут. Только бы выбраться…

Мария понимала, что это риск. Но и оставаться в квартире под постоянной угрозой артиллерийского обстрела было бессмысленно.