Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

В какой-то момент Михаил оказался с глазу на глаз с Кильмаевым; здоровяку ничего не стоило в этой сумятице измолотить его в порошок. Мгновение они стояли друг против друга.

— Ну что ж, бей, силы-то у тебя хватит. Ну? Кильмаев простонал:

— Уходи, учитель, слышь, уходи. Душу ты мне вынул. Не доводи до греха, а то зашибу…

— Не зашибешь, Кильмаев, — сказал Васильев, потирая грудь, — ты хоть и грозишься, а злости в тебе нет. Подумай лучше, Кильмаев, над своей жизнью, вот тогда я и душу твою верну.

— Дьявол ты, настоящий дьявол. Не смотри на меня своими глазищами! Уходи…

На нефтяной промысел товарищества «Арарат» Васильев ехал вместе с Алешей Джапаридзе. Причина поездки была чрезвычайной: на одном из промыслов возник пожар. Члены товарищества «Арарат» поспешили обвинить в нем «проклятых большевиков»… А ведь именно на этом промысле рабочие уже решили участвовать во всеобщей забастовке.

— Я подозреваю, — говорил на заседании комитета Стопани, — что это провокация. Мне трудно сказать, чья именно, и нам необходимо разобраться.

Тогда и решили послать на промысел Васильева и Джапаридзе.

Алеша был человеком безудержно отчаянным. Однако с тех пор, как приехал он из Женевы, от Владимира Ильича, все, кто знал его, увидели в нем то, чего прежде не замечали, — какую-то рассудительность, а порой и сдержанность. И все-таки нет-нет, да прорывался в нем прежний, вулканический Алеша.

На промысле Алешу и Михаила рабочие встретили настороженно. А один из буровых мастеров, которого нефтяники звали Амбарцумом, закричал:

— Гони их! Слышь, гони! Поджигателей всяких. Сожгут промыслы — где работать будем? Хозяин говорит ведь рабочим от поджогов больше беды, чем ему убытков.

— А я согласен с вашим хозяином, — неожиданно сказал Васильев.

— Согласен? С хозяином? — уставился на него Амбарцум. — Хитришь, что ли?

— Нет, не хитрю, — спокойно ответил Михаил. — Мы с товарищем Алешей приехали сюда специально для того, чтобы сказать вам об этом. Мы согласны с вашим хозяином: от пожаров на промыслах больше страдают рабочие, чем капиталисты. Вот давайте вместе разберемся, кому выгодны поджоги, и нам станет ясно, чья это работа.

— Тоже мне, прокурор нашелся, — мрачно усмехнулся Амбарцум. — Разбираться приехал!

— А чего тут разбираться? — сказал молодой рабочий, обращаясь к агитаторам. — Ваши же комитетчики приезжали, кричали: бей, жги… А кто сейчас рабочих со старой скважины кормить будет?

Услышав о комитетчиках, Алеша вспыхнул:

— Какие комитетчики? Не могут большевики призывать к поджогу… Не могут.

Когда Джапаридзе волновался, грузинский акцент становился особенно ощутимым.

Амбарцум пытался замять разговор.

— Ладно, чего там говорить, вам лишь бы огонь разжигать, а расплачивается пусть рабочий человек…

Васильев внимательно слушал этот разговор, он начинал о чем-то догадываться.

— А не помните ли вы, кто из комитетчиков приходил?

— Какая разница? — бросил Амбарцум. — И вообще пора кончать, заболтались мы.

— В том-то и дело, что разница есть, — настаивал Васильев, обращаясь к молодому рабочему. — Вот вы сказали — старая скважина… А много ли она давала нефти?

— Да нет… Ненужная она уже. Хоть бы новую жгли, так хозяину б убыток какой. А тут жгут, лишь бы рабочему человеку обухом по голове…

Он сплюнул, возмущаясь нелепостью поджога. Васильев заметил, как злобно зыркнул на парня Амбарцум.

— А фамилии комитетчиков не помните?

— Нет. Да их тут несколько братьев было. Джапаридзе вскочил как ужаленный. Он подбежал к Амбарцуму и схватил его за грудь.

— Ты — провокатор! Ты — поджигатель!

— Погоди, Алеша.

Амбарцум, которого Джапаридзе уже отпустил, возмущенно закричал:

— Что же это? Приходят какие-то агитаторы и честных людей оговаривают!

Васильев поднял руку, требуя внимания: