Ночь прошла спокойно, даже более спокойно чем можно было предвидеть. Забыв обо всякой опасности, вопреки всяким правилам маскировки и конспирации, студенты жгли на университетском дворе костры, кипятили чай, варили в позаимствованных из лабораторий посудинах пищу. Продукты Петр Сомов привез самым исправным образом.
— Что же, — сказал Южин, — мы поручаем вам, товарищ Сомов, полный контроль за их расходованием. Наказ такой: экономить каждую крошку хлеба, каждый грамм!
Васильев уснуть не мог и почему-то думал о Ленине. Что бы он сказал об этой ночи, об этой попытке организованного выступления студентов?
С тех пор как они расстались, Михаил Иванович не пропускал ни одной его статьи, ни одной опубликованной речи и всякий раз получал лишнее подтверждение тому, как прозорлив и глубок в своих суждениях Владимир Ильич.
…Южин смотрит сейчас на молодых людей и думает об их судьбе, об их будущем. Конечно, большинство из этих воинственных мальчиков вряд ли станут революционерами, многие попали сюда случайно. Но ведь им нужно пройти сложную школу борьбы, понять себя.
И все-таки Южину казалось, что молодежь не чувствует всей сложности момента: студенты смеялись, сыпали шутками и анекдотами. Поначалу это насторожило Васильева, но постепенно он начал понимать, что это — жизнелюбие, что это и есть молодость, с ее отчаянным блеском в глазах, с презрением к унынию и опасности, и в какой-то степени — игра в «революцию».
И это веселье, эта жизнерадостность заразила, увлекла его. Он смеялся вместе со всеми, шутил и острил, а потом пел с ними озорные и веселые студенческие песни.
Несмотря на позднее время, Михаил решил отправить связного к Марату: нужно поставить в известность МК о событиях в университете. Южин снова припомнил предупреждения Ильича — события иногда будут опережать организаторов забастовок и восстания. Важно не плестись в хвосте этих событий, вовремя возглавить их, направить по правильному руслу…
Рассвет в октябре наступает поздно. Было уже около восьми утра, когда прикорнувшего в одной из аудиторий Васильева разбудил Петр.
— Полиция, — коротко и тревожно сказал он.
Южин выглянул в окно и увидел, что вокруг университетского здания в несколько рядов стоят цепи полицейских.
— Связной из МК не возвратился?
— Нет.
Васильев видел в окно, как замкнула кольцо вокруг университетского здания полиция, как занимают позиции стянутые сюда, на Моховую, войска, как плечом к плечу становятся солдаты и взоры их направлены на университетские окна. Хорошо, что пока еще только взоры.
Южин прошелся по аудиториям и с сожалением увидел, что многие студенты выглядят далеко не так бодро и уверенно, как вчера днем и тем более ночью.
— Ну что, ребята, нос повесили? Солдат испугались? Вы ведь их камнями забросать хотели, — язвил Алексинский. Ему казалось, что он поддерживает боевой дух.
— Вас хочет видеть ректор университета, — сказал Петр Южину. — Он тут все призывает разойтись по домам.
Васильев слыхал немало о ректоре Московского университета профессоре Мануйлове. Он был известен как либерал, которого любая, даже малая уступка со стороны самодержавия приводила в неописуемый восторг.
Ректор утратил свою обычную солидность. Он метался по аудиториям и умолял пощадить университетскую честь и здание, — вон и войска уже прибыли.
— Мы их сюда не звали, — решительно ответил Васильев. — Здание мы пришли не разрушать, а оборонять, от бандитов и черносотенцев.
Ректор убежал, поминутно повторяя застрявшее на языке слово:
— Безумие! Безумие! Безумие!
В это время Южина разыскал связной с запиской от, Марата.
— Петр, — попросил он, — соберите ревком. Заседание было коротким. Южин сказал:
— Мы с Алексинским связались с Московским комитетом РСДРП. Обстановка не благоприятствует продолжению борьбы. Гласные городской думы отказались создать в Москве временный революционный комитет. Рабочие готовы выступить, но, к сожалению, у них мало оружия. А войска — вот они, вы видите их в окно. Пока на солдат надежды плохи. Есть ли смысл продолжать инцидент?
Ответ был единодушным: нет. Одни произнесли это слово более охотно, другие — менее, но другого мнения не было.
— В таком случае поручите нашей тройке — мне, Алексинскому и Петру — продолжить разговор с ректором. Сейчас главное — не подвергнуть опасности ни одного студента, ни одного забастовщика.
Ректор не пришел, а примчался, когда ему сообщили о том, что его приглашают на заседание ревкома. Он внимательно всматривался в лица, стараясь но ним узнать, что будет дальше.
Южин говорил спокойно, даже излишне медлительно, и Алексинский отметил про себя, что человек этот обладает немалой выдержкой.
— Господин ректор, я обязал довести до вас решение ревкома. Мы будем оборонять университет до последней капли крови и тем самым докажем, что его свобода — не пустой звук и не повод для бандитских действий охотнорядских мясников. Конечно, война есть война, и я не могу вам гарантировать безопасность как людей, так и всего здания с его имуществом.
Он видел, как побледнел и сразу осунулся Мануйлов, и где-то в душе открылась маленькая дверца для жалости.