Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Это решит комитет. Мы возвратимся через полчаса и объявим вам результат.

— Постойте, — замялся генерал, — теперь у меня вопрос: а чем вы гарантируете мою безопасность?

Южин ожидал этого вопроса: генерал с самого начала не показался ему храбрецом.

— Ваша безопасность — в ваших руках. Если будут молчать полиция и жандармы, если войска или ваши охотнорядские подручные сумеют сдержать себя, вам ничего не грозит. Но имейте в виду: я иду рядом с вами и мой пистолет надежно заряжен. Рабочие дружины, все наши товарищи будут извещены, а уж вы соблаговолите, милостивый государь, дать распоряжение своим. Мы уложим без колебаний всякого, кто попробует напасть на пас. Вот и все мои гарантии. Других не имею, господин помощник градоначальника.

Генерал выслушал речь Южина как приговор. Боясь, что он откажется, вмешался ректор:

— Я тоже пойду с вами, господа. Если позволите…

Он был храбрее генерала, этот сугубо гражданский человек. Наверное, потому, что знал зачем, во имя чего…

— Да, да, разумеется, мы не возражаем, — величественно разрешил помощник градоначальника.

Люди выходили из университета по одному — условия были обсуждены на собраниях в нескольких аудиториях. Первыми вышли и образовали своеобразный заслон те, кто имел огнестрельное оружие.

Уже наступил нетерпеливый октябрьский вечер. Что скрывает эта темнота? Что готовит она этим, в большинстве своем не оперившимся, птенцам?

Все эти юноши предупреждены об огромном риске, которому подвергаются, выходя сообща. Кто хочет, может попытаться выскользнуть самостоятельно, через проходные дворы. Нет, ни один не согласился, — все решили, что организованная сила надежнее.

Шли по Большой Никитской улице. В домах горели одинокие огоньки, улицы были тускло освещены: газовщики Москвы бастовали. С теменью сплелась в одну косу тишина. Даже двигались вроде на цыпочках — настороженно, бесшумно. Юноши шли плечом к плечу, а как только приходилось свернуть, молча пожимали руки товарищам и уходили сквозь рабочее заграждение…

Почти в самом первом ряду шли помощник градоначальника и ректор университета профессор Мануйлов. За генералом шел Южин. Здоровую руку он держал в кармане, и в намерениях его не было никаких колебаний.

И вдруг шествие задержалось, остановилось, как испуганный конь. Генерал застыл, раскинув руки и этим останавливая и как бы успокаивая людей. Ректор инстинктивно подался назад, а Южин вплотную приблизился к помощнику градоначальника…

— На пощаду не рассчитывайте, — тихо сказал он.

— Помолчите, — в тон ему ответил генерал.

Из-за перекрестка медленно и зловеще показался отряд конных драгун… Он ехал молча, лишь стук копыт любовно кованных лошадей звучал как барабанная дробь. У каждого драгуна была на боку шашка и за плечами — карабин. Конечно, такому отряду солдат не противостоять этим юношам.

Петр схватился за оружие, но Алексинский сдержал его — к нему уже полностью вернулось самообладание. Юноши в передних рядах притаились, испугавшись этой военной демонстрации.

Генерал был бледен. Он лучше других понимал напряженность момента: если хоть у кого-нибудь не выдержат нервы, если прозвучит даже один, пусть случайный, выстрел, произойдет страшное…

Нет, он не думал сейчас ни о ректоре, ни о своем обещании, ни тем более об этих безумных мальчишках. В конце концов, получили бы то, что заслуживают. Страх, инстинкт самосохранения был сильнее его: очень уж не хотелось умирать так нелепо, ради этих сопляков, из-за безволия и трусливости градоначальника. И зачем он сам пошел в этот ужасный, нелепейший поход! Неужели он должен расплачиваться за тот документ, который лежит сейчас на столе у градоначальника и завтра-послезавтра будет объявлен народу и перестанет быть тайной… А теперь умирай нелепейшим образом — ведь этот, в пенсне, с прямым носом и плотно сжатыми губами, выстрелит, ни на минуту не задумается.

Драгуны проехали, умолк звон копыт, и шествие пошло легче. Как длинна, оказывается, Большая Никитская…

Ряды студентов заметно редели. Теперь уж вправо и влево уходили целые группы, и колонна таяла буквально на глазах. Вот и Тверской бульвар…

Генерал остановился, подчеркнуто вежливо, прищелкнув каблуками, козырнул и направился к стоявшему на углу экипажу. Он был доволен собой…

Когда экипаж тронулся, Петр крикнул вслед:

— Профессора захватите…

- Что вы, я ведь возвращаюсь обратно, — ответил ректор.

Южин и Алексинский свернули на Тверской бульвар.

События одно за другим потрясали Москву. И неудивительно, что вскоре «университетский инцидент», как назвал его Марат, уже казался не очень значительным эпизодом. Буквально через пару дней выяснилось, что скрывал от Южина помощник градоначальника, — точно бомба разорвалась в воздухе весть о «царской милости» — манифест 17 октября…