Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

Многих из меньшевистских и эсеровских лидеров Михаил Иванович знал в лицо. Промчался, закашлявшись, лидер меньшевиков Юлий Мартов. А вот, никого не замечая и низко опустив голову, прошел, заложив руку за борт зеленого френча, Александр Керенский. Вон тот самый Чхеидзе, который остался равнодушным к судьбе своего единомышленника Ломтатидзе. Он прошел мимо Южина, близоруко прищурился и величественно поклонился.

Что ни говори, а Владимир Ильич резонно окрестил меньшевиков подлыми революционными предателями. Как важно оградить от них рабочую массу! Ведь контрреволюция собирает силы, чтобы погасить, затушить разгоревшееся пламя.

Меньшевики и эсеры устремились на заводы, фабрики; они пускали в ход свое неудержимое красноречие. Сентиментально надрывался, едва не плача, «селянский министр» эсер Чернов. Разливал свои сладкопения меньшевистский златоуст Церетели…

Лозунги большевиков были определенны: «Долой десять министров-капиталистов», «Вся власть Советам!» Рабочие массы, по мнению большевиков, должны были, потребовать от социал-демократов взять власть в свои> руки и завершить демократическую революцию.:

Когда Южин пришел в Смольный, он тут же узнал, что его как председателя большевистской фракции приглашают на заседание ЦК.

Ленин выглядел еще более утомленным и озабоченным, чем вчера, — видимо, Владимир Ильич не спал и эту ночь…

На заседании речь шла о демонстрации петроградского пролетариата, назначенной ЦК на 10 июня. Большевики понимали, что, настаивая на проведении демонстрации, они противопоставят себя съезду Советов, который под нажимом меньшевистско-эсеровского руководства запретил проведение любых демонстраций. И кроме того, буржуазия стремилась спровоцировать столкновение рабочих и солдат с контрреволюционными элементами, что дало бы предлог обвинить большевиков в заговоре и расправиться с ними.

Кто-то предложил пойти в соседнюю комнату спину революции»… — Владимир Ильич выдержал паузу, где заседают меньшевики, чтобы выступить на их совещании.

— Зачем? Потерянное время, — резко ответил Ленин, — Можно с уверенностью предсказать, что там произойдет.

И он, неожиданно повеселев и оживившись, сказал, не скрывая сарказма:

— Церетели произнесет одну из своих истерических речей, обрушится на нас с обвинением, что мы, мол, «наносим кинжалом удар в — потребует разоружения рабочих — классическое требование всех контрреволюционеров — и так далее и тому подобное. Не знаю, как вам, а мне это надоело.

Южин знал отлично, что Владимир Ильич обладает удивительным даром предсказывать поведение того или иного человека, — он убедился в этом еще в пятом году. Природу этого дара Южин видел в умении анализировать сущность и характер людей — и друзей и врагов, их мысли, силу и слабость.

Когда Южин вошел, Церетели уже говорил. Михаил Иванович поразился. Надо же такому случиться: оратор выкрикивал слова «нож в спину революции», «отобрать оружие у рабочих». Буквально слово в слово.

И вдруг среди всех этих воплей раздалось ошалелое рыдание. Какой-то офицер, схватившись за волосы, громко, по-бабьи, всхлипывал.

— Утрите ему нос, — воскликнул кто-то.

— Вот они, слезы борца, слезы воина, — патетически воскликнул Церетели.

Это становилось невыносимым.

— Пошляк и предатель! — крикнул Южин и вышел, хлопнув дверью.

Желание увидеть Ильича, немедленно рассказать о том, как разыграли меньшевики комедию будто по написанному им сценарию, было велико, однако Южин не мог его найти.

Ленин пришел в Смольный около двух часов ночи. Он дал согласие не отложить, а отказаться вовсе от демонстраций; Владимир Ильич сказал твердо и решительно:

— Я соглашаюсь на отмену демонстрации, так как при нынешнем поведении меньшевиков неизбежно кровавое столкновение. Но ничего, настанет время и для решительного боя. Оно уже не за горами.

Меньшевики и эсеры торжествовали.

Газета «Правда» в этот день выглядела необычно: там, где должны были находиться лозунги рабочих-демонстрантов, напечатано постановление ЦК об отмене демонстрации. А вместо передовой статьи зияло пустое место.

Рабочий Петроград, хотя и был полон революционного энтузиазма, внял призыву большевиков: 10 июня ни одна фабрика, ни один завод, ни один полк не вышли на улицы и площади столицы.

— Что же, господа эсеры и меньшевики могут сделать из этого факта некоторые выводы и понять, к кому нынче прислушиваются рабочие, — говорил Ленин.

А через несколько дней съезд Советов под давлением масс вынужден был назначить демонстрацию на 18 июня.

Центральный Комитет, в свою очередь, призвал петроградский пролетариат выйти на улицы города и продемонстрировать свой протест против наступления контрреволюции.

Владимир Ильич сказал Южину:

— Меньшевики, конечно, попытаются превратить эту демонстрацию в манифестацию доверия Временному правительству.

— Несомненно, Владимир Ильич. Насколько мне известно, они готовятся к ней тщательно.

— Что значит — готовятся?

— Сколачивают трибуны, намерены принимать парад верности и преданности.

Ленин посмотрел на Южина чуть лукавым взглядом.