Читаем Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине полностью

Дума кишмя кишела пародом. Не только сесть — стоять негде было. Но «маяковцы» были настойчивы. Они буквально ворвались в зал, и перепуганные «отцы города» Неспокойно заерзали в своих креслах.

— Трепещите, «улица» идет! — не удержался Марциновский.

За окнами уже давно властвовала густая вечерняя мгла — был уже десятый час. Вокруг думы толпились люди, бушевали, пытаясь проникнуть в здание, чтобы хоть краем уха услышать, что скажут гласные.

— А царя спихнули или сам ушел?

— Сказывают — отрекся.

— О боже… Без царя-то как?

Вдруг эту говорливую суету прервал пронзительный мальчишеский свист. По улице в расстегнутой шипели, с шайкой в руке бежал полицейский. За ним, свистя и крича, бежала толпа гимназистов, студентов:

— Бей «фараонов»!

— Отрыжка самодержавия!

— У-у-у-у-у…

Мужчина в жестком котелке и с могучей тростью в руках, тщетно пытавшийся доказать свое право пройти в городскую думу, гневно воскликнул:

— Анархисты! Посмотрим еще, как они обойдутся без полиции. Молокососы!

Но увесистый снежный ком, метко пущенный в его праздничный котелок, охладил возмущенного господина.

Заседание думы началось. Заместитель городского головы Яковлев читал только что полученную телеграмму из Петербурга:

— «Временный комитет членов Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка…»

Яковлев читал холодно и бесстрастно. Но постепенно в его голосе начали звучать торжествующие нотки:

— «Сознавая всю ответственность принятого им решения, комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием…»

Васильев слушал недоумевая… Неужели это то, чего так долго и трепетно ждали?

А Яковлев, подчеркивая каждое слово, буквально пропел подпись под этим документом, точно это было главное в нем:

— «Председатель Государственной думы Родзянко». Родзянко… Восстановление порядка… Временное правительство… А где же революция?

Южин переглянулся с Милютиным, с Марциновским, с другими рабочими.

— Какая же это революция, черт побери! — воскликнул Милютин.

На него оглянулись, зашикали. Яковлев уже читал заранее приготовленный текст приветственной телеграммы новому правительству.

— «Городская дума, — все больше распалялся Яковлев, — в союзе с живыми силами народа окажет со своей стороны помощь Временному правительству в деле водворения порядка…»

Нет, больше этого терпеть нельзя было. Милютин толкнул в бок… Михаил поднял руку и громко потребовал:

— Прошу слова от имени Саратовской рабочей организации!

«Отцы города» заметно всполошились; одни ждали, что же теперь скажут эти «большевички», другие встревожились: неужели… в такой торжественный час… Южин заметил, с каким любопытством разглядывали его гласные.

Он уже шел к трибуне, и единственное, о чем думал сейчас, — это не дать разбушеваться гневу, который все больше и больше заполнял все его существо. «Обман… Какой коварный, предательский обман!»

По привычке он снял пенсне, протер стекла, водворил на место и немного успокоился. А когда взглянул на перепуганные лица гласных, и вовсе взял себя в руки.

— Граждане! — начал свою речь Васильев. — Я обращаюсь к вам от имени местных организованных рабочих и хочу высказать наш взгляд на совершающиеся события. Мы давно знали, что главным несчастьем России является ее дезорганизация. Царизм всегда способствовал этому. Своей тупостью и деспотизмом он способствовал тому, что ее основным самобытным устоем стал принцип «Эй, разойдись!». Если рабочие пытались организоваться, слышался крик: «Эй, разойдись!» Если покупатели объединяются в кооператив, слышится крик: «Эй, разойдись!» И так во всем и всегда. Не то же самое ли имеет в виду господин Родзянко, когда вопит о восстановлении порядка?

В зале поднялась буря, но Южин успокаивающе поднял руку.

— Довольно. Да, довольно! Теперь перед нами стоит главная задача — организация. Организация на местах, организация партийная, организация всей России.

В зале раздались аплодисменты, но Южин не пережидал их.

— Посылая приветствие Временному правительству, мы должны приветствовать также геройский петроградский пролетариат, который свергнул старое правительство, мы должны приветствовать тех доблестных представителей армии, которые мужественно стали на сторону нового строя…

На слова о пролетариате зааплодировали рабочие, а при упоминании об армии милостиво похлопали и гласные.

— Я рад, — не без иронии заметил Южин, — что наше мнение, мнение саратовских рабочих, находит себе такой отклик. — И уже серьезно: — Мой товарищ огласит сейчас ту резолюцию, которую мы предлагаем принять.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное