Семен Борисович улыбнулся. Не ожидал от Титовой такого наивного вопроса. О согласии спрашивают, когда решается вопрос о назначении человека на руководящую должность. Для освобождения его от такой должности согласия не требуется. Наталья, конечно, понимала эту нехитрую механику. И если спросила, то так, скорее машинально. Гордейчик перестал улыбаться:
— Вы комсомолка?
— Да.
— Так в чем же дело?
— В ответственности.
— Не знай я вас — подумал бы, что рисуетесь.
— Ну что вы. А если не справлюсь?
— Справитесь. Поверьте. Я научился разбираться в людях. Да и мы поможем. Это я вам обещаю.
Наталья посмотрела на Гордейчика внимательнее. Подкупающая, едва заметная улыбка. Намечающаяся в уголках глаз паутина морщинок. Видно, и ему не всегда приходится легко. Разве не бывает среди медиков самодуров, стяжателей, а то и просто бестолковых людей? И если их снимают, то отвечать приходится и Гордейчику.
— До свидания, — подала руку Наталья.
— Желаю успеха. Конкретно обо всем вам скажут на месте…
Уезжала из Минска с каким-то раздвоенным чувством. Многие, знала, будут искренне рады ее назначению. Но найдутся, конечно, и такие, которым это придется не по душе. Что уж говорить про Инну Кузьминичну. Теперь она будет вредить во всем. Раньше Наталья была рядовым врачом и к ней трудно было придраться. Теперь ситуация иная. Уязвимость перешла на нее как бы вместе с должностью главврача. Но зато больше можно будет сделать. Наталья постарается, чтобы сбылась ее заветная мечта, из-за которой она отказалась от аспирантуры. Для этого, правда, потребуется полностью укомплектовать больницу врачами. Не дело, что у них пустуют четыре врачебные ставки. Вот тут она напомнит Семену Борисовичу о его обещании.
8
Вернувшись с заседания медицинского совета, Яков Матвеевич Ребеко прошел к себе в кабинет. Сел не в привычное рабочее кресло, а на диван. Раскинув руки на его спинке и запрокинув голову, задумался. На заседании в который раз обсуждался один и тот же вопрос: как улучшить диспансеризацию населения. Кажется, не так уж много в рабочих коллективах людей, которых нужно наблюдать, а вот не все идет гладко. Вроде бы и сроки осмотров соблюдаются и мало кто остается необследованным, а результат — кот наплакал. Формализм. Это словечко фигурирует и в приказе по министерству здравоохранения. Его получили накануне. Как там расписана Поречская больница! О главвраче района в приказе, правда, ни хорошо, ни худо. Но каждый мало-мальски разбирающийся в этом человек непременно поинтересуется: «А в каком это районе? А кто там главный врач?» Горькую пилюлю преподнесла ему перед пенсией Инна Кузьминична. На заседании совета ее наказали строгим выговором и лишением третьей квалификационной категории. Выговор-то она перенесет. Но куда девать глаза от позора? Совет постановил обязать главных врачей сельских больниц улучшить качество профилактических обследований населения. Ребеко понимал, что в принятом решении много формализма. Не первый раз принимаются такие решения, и в каждом из них: «улучшить качество», «коренным образом пересмотреть». Нет, чтобы что-то переменилось, нужны не слова, а конкретное дело. Дело… Эх, где ты, моя молодость? Надеялся, что Корзун поможет. Он и молод, и опыт уже есть. Нет, не та закваска. Не может даже навести порядок в районной больнице, а что уж говорить о диспансеризации. Где выход? Не идти же, в самом деле, в райком партии: все, выдохся, ищите замену. Да там его на смех поднимут, спросят: «Вы что, Яков Матвеевич, первый год на руководящей работе? Не знаете, что одна из обязанностей руководителя — забота о резервах? Кто ваш заместитель?» — «Корзун, Иван Валерьянович». — «Так в чем дело? Почему вы предлагаете искать замену, если она у вас есть?» А Яков Матвеевич против совести идти не может. Он должен сказать прямо: «Иван Валерьянович не может быть главврачом. Нет у него этой самой жилки». Первый, конечно, найдет, что сказать: «Медицина — дело такое: в ней первое слово — за специалистами». Яков Матвеевич не заметил, как опустились веки. Перед ним возник образ первого секретаря райкома Федора Васильевича Балика. Тот почему-то погрозил пальцем и сказал: «Так-то, товарищ Ребеко». И в этот момент раздался резкий телефонный звонок. Ребеко подскочил от неожиданности, настроился бежать к столу, но потом, как бы устыдившись, порыва, неторопливо подошел к аппарату, снял трубку:
— Ребеко слушает.
— Яков Матвеевич?
— Да, Федор Васильевич, — узнав по голосу Балика, ответил Ребеко.
— Не помешал?
— А вы разве можете помешать?
— Дело есть, Яков Матвеевич. Не могли бы вы подъехать в райком?
— Хорошо, сейчас еду.
Зачем первому понадобился Ребеко, да еще так срочно? Обычно вызывают через технического секретаря. А тут — сам.
…В кабинете Балик был один. Поздоровались, как добрые знакомые. Увидев на лице Ребеко выражение озабоченности, секретарь спросил:
— Что-нибудь случилось?