«Соли рассосались», «отложение солей» — знакомые выражения. К ним Наталья привыкла, как привыкают к неизбежности. К сожалению, медицина еще не всемогуща. Вот и приходится ее служителям иногда выкручиваться, говорить больным пусть далекие от истины, но в какой-то мере целительные слова. Слова… Какое умение, какой нужен талант, чтобы безошибочно пользоваться этим обоюдоострым оружием, пользоваться так, чтобы больной поверил врачу, поверил в святую ложь. Наталья никогда не забудет случая из своей студенческой практики. Один заядлый курильщик, бывало, проснется ночью и так зайдется от кашля, что весь посинеет. Его уговаривали, стыдили, пугали всякими болезнями. Говорили, что пока у него только хронический бронхит, но если не бросит курить, наступит удушье, а то дело может кончиться и раком легкого. Не верил человек. А может, и верил, да не находил сил себя перебороть. Время шло. И надо же, заболел-таки курильщик раком легкого. Болезнь эта вначале и так мало заметна, а если она начинается на фоне привычного кашля, то и вовсе скрыта. Обратился к врачу, когда стало совсем невмоготу. Обследовали. Оказалось, что слишком поздно. «Что вы хотите, говорил лечащий врач, — столько курить и не кашлять». — «Так что у меня?» «Хронический бронхит». Но теперь больной уже не верил: нагнали на него когда-то страху. Нет, здесь что-то не так. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не доцент, который вел группу студентов. Демонстрируя перед ними больного, он сказал: «Видите, молодые коллеги, к чему может привести курение? Началось с бронхита, а кончилось воспалением легких». «Так у меня воспаление легких?» — перебил доцента повеселевший больной. «Чему ж тут радоваться?» — деланно сокрушенным тоном спросил доцент. «Но воспаление легких же лечится». — «Лечится, хотя и с трудом». Тонко, очень тонко подошел доцент. Начал с разговора не с больным, а со студентами, без пяти минут врачами. Как бы подвел итог разбора заболевания. Спас умно подобранный «диагноз». А то самочувствие человека резко ухудшается, а ему объясняют это обыкновенным бронхитом, с которым он ходил больше десятка лет.
— Вот тебе, Вера, яблоки. Мы с Оксанкой купили. Вы тут поговорите, а я тем временем зайду к заведующему отделением. Он же у тебя лечащий врач? — спросила Наталья.
— Да. Узнайте, Наталья Николаевна, сколько мне еще тут быть.
— Узнаю, Вера, все узнаю. Вернусь — расскажу.
Когда Наталья, постучав, открыла дверь кабинета заведующего, она поняла, что ее ждали. И не просто ждали, а успели навести порядок. Даже где-то раздобыли цветы. Сам заведующий был теперь в свежем накрахмаленном халате, но без шапочки. Будто забыл ее надеть. Будь он лыс или хотя бы с залысинами, вряд ли «забыл» бы шапочку. Но без нее он и в самом деле выигрывал. Аккуратно, волнами уложенные волосы отливали медью духовой трубы.
— Закревский Виктор Вениаминович, — представился наконец заведующий. Садитесь, пожалуйста, в кресло. Вы, конечно, знаете, что дела Тереховой плохи. В костях у нее, по рентгеновским снимкам, живого места нет.
Наталья внимательно слушала Закревского и невольно сравнивала его с фазаном. Даже походка и та казалась птичьей. В такт неторопливым шагам Виктор Вениаминович слегка подавал голову вперед.
— Кофе будете пить?
— Не откажусь.
Закревский, извинившись, вышел. Через несколько минут вернулся с чайником, из носика которого струйкой бил пар. Из шкафчика достал банку с растворимым кофе, раскрыл коробку конфет. Ополоснул под краном две чашки, плеснул в них кипятку и сказал:
— Угощайтесь.
Наталья, растворив в чашке пол-ложечки кофе и надкусив конфету, не без умысла спросила:
— Где вы покупали такие конфеты?
Думала, что Закревский сочинит что-нибудь такое, что проверить невозможно. Но, к удивлению, он без тени смущения ответил:
— Нигде я их не покупал. Вы видели, как из моего кабинета вышла женщина?
— Да.
— Вот она их мне и принесла.
— И вы так охотно берете?
— А что делать?
— Как что? Не брать.
— Раньше я старался не брать. Но потом одна женщина приходит и с плачем: «Доктор, если не возьмете, я буду думать, что обречена». Отказался. Ушла вся в слезах. Приходит другая: «Хотите верьте, хотите нет. Я суеверный человек. Возьмете этот пустяковый подарок — поверю, что все у меня будет хорошо. Не возьмете — неспокойно будет на душе. Вы же сами говорили, что душевный покой — залог здоровья». Так что же важнее: душевный покой больного человека или моя стерильная совесть? Решил, что душевный покой наших пациентов важнее. А вы как думаете?
— Я думаю иначе. Если бы у вас было заведено ничего ни у кого не брать, не возникало бы никаких проблем.