Главным калибром – огонь!

Зацепив в полёте П-образную раму-шлюпбалку, первый снаряд вдребезги разнёс радиорубку, расположенную позади боевой. Второй угодил в фор-марс на фок-мачте, и полностью уничтожил его, ещё и изрешетив осколками расположенную выше прожекторную площадку. Третий фугасный снаряд попал в стену боевой рубки, у самого броневого траверза, закрывавшего вход в неё. Основная масса осколков ушла в сторону, однако некоторые всё-таки отрикошетили от бронетраверза, угодив внутрь рубки. Ударная волна от взрыва прошлась по помещению, сбив всех с ног.

– Туды-твою-растуды, сволочи! Уроды узкоглазые! Обезьяны малорослые! Вам никогда не сломить Россию, никогда! – во второй раз за день поднимаясь с залитого кровью пола, наместник ругался во весь голос. – Мы придём в ваш вонючий Токио, поднимем микадо на штыки! Разорвём на кусочки вместе с его гейшами!

«…Контузия? Лёгкая, тяжёлая? Или что-нибудь похуже? Сотрясение мозга точно есть, – потирая виски, генерал-адъютант помотал головой, пытаясь прийти в себя. – Так, кто ещё живой? Григорович? Старк? А где флаг-офицер?..»

Застонал кто-то лежавший прямо под ногами Алексеева. Это оказался капитан 1-го ранга Эбергард, после взрыва придавленный сразу двумя телами – наместника и мичмана Эллиса. Последний лежал навзничь, глядя в потолок рубки уже невидящими глазами. Рядом с телом мичмана, тряся головой, стоял на коленях командир «Цесаревича». Чуть дальше пытался подняться вице-адмирал Старк, похоже, раненный осколками снаряда.

«…Он прикрыл меня своим телом, а сам погиб. Такой молодой, – сердце генерал-адъютанта сжалось от тоски и скорби. – Сколько ещё моряков убито в этом бою? Сто, двести, триста? Это цена за наше высокомерие и беспечность. Япония только пугает? Как же! Напала, ударила исподтишка, всеми силами!..»

Наместник шагнул вперёд, подхватил под мышки раненого рулевого, уложил того рядом на пол. Затем ухватился за рукоятки штурвала, сверил курс и замер, устремив взгляд вперёд, в сторону Золотой горы.

В таком положении – замершим у штурвала – и застал Евгения Ивановича старший офицер корабля, прибежавший в боевую рубку с кормового мостика вместе с матросами. Генерал-адъютант, похоже, ничего не слышал и с трудом разжал руки, передавая штурвал вновь назначенному рулевому. Затем Алексеев прислонился к стенке рубки и прикрыл глаза.

Во время этой фазы боя досталось и идущему сразу же за флагманом «Петропавловску». Получив с крейсеров Камимуры всего тринадцать попаданий, броненосец не имел каких-либо существенных повреждений. Конечно, пожар на шканцах уничтожил часть корабельных плавсредств, зияла осколочными пробоинами вторая дымовая труба, были разбиты с полдюжины малокалиберных пушек. Зато удалось исправить и вновь ввести в строй заклинившую было шестидюймовую башню, потушить возгорания на корме и баке.

Не обращая внимания на свистящие над кораблём осколки, по мостику бодро прохаживался адмирал Макаров, который, по сути, и руководил продолжавшимся боем. Именно Макаров отдавал команды идущим позади «Петропавловска» броненосцам, по его приказу проводилось маневрирование огнём, и он же умудрялся держать в голове общую картину сражения.

Когда подошедший с юга 1-й отряд миноносцев схлестнулся с крейсерами Камимуры, вице-адмирал тотчас приказал передать Матусевичу приказ – подойти ближе и быть готовым к атаке кораблей Того. К сожалению, капитан 1-го ранга замешкался и подошёл к «Петропавловску» с опозданием, когда враг уже был на траверзе отряда Рейценштейна. Пятёрка истребителей-«французов» так и проболталась весь бой между своими броненосцами и крейсерами Грамматчикова – «Аскольдом» и «Новиком», – не сделав по врагу ни единого выстрела.

Разглядев ринувшуюся в атаку тройку миноносцев, Макаров сразу же понял замысел кого-то из коллег-адмиралов. Восхищённый смелостью командиров и экипажей истребителей, Степан Осипович приказал перенести огонь на второй и третий японские броненосцы, чтобы поддержать действия трёх маленьких русских корабликов.

Артиллеристы «Петропавловска» открыли стрельбу по «Фудзи», а «Полтава» и «Севастополь» взяли на прицел до этого почти не пострадавший «Асахи». «Ретвизан» же продолжал посылать снаряд за снарядом по японскому флагману: Карл Петрович Иессен прекрасно видел, что на идущем концевым «Пересвете» внезапно замолкла носовая башня главного калибра, а на баке корабля вновь вспыхнул потушенный было пожар.

К концу сражения броненосец под флагом контр-адмирала князя Ухтомского получил очень серьёзные повреждения небронированных частей корпуса. Пара угодивших в бак чуть выше уровня ватерлинии японских снарядов создали здоровенные пробоины, через которые вода сразу же хлынула внутрь корпуса, стремительно распространяясь по кораблю, проникая в отсеки и помещения.