– Да уж, насочиняли британцы знатно, можно даже сказать, талантливо, – заметил вице-адмирал Безобразов. – Не учли, правда, что вы, Евгений Иванович, третьего дня как возвратились обратно.
– Откровенно говоря, Пётр Алексеевич, я благодарен Богу, что мы не встретились с самураями. Иначе пришлось бы отбиваться половиной артиллерии, – после небольшой паузы признался генерал-адъютант. – И лучше не говорите мне, что у японцев возникли бы аналогичные трудности – их трудности волнуют меня меньше всего.
Высокие столичные гости переглянулись, без слов поняв один другого. Наместник весьма изменился за то время, что прошло с момента их последних, предвоенных встреч. То ли сказывалось то непомерное бремя власти, которое Алексеев с некоторых пор тащил на своих плечах, то ли произошло ещё что-то, сильно повлиявшее на генерал-адъютанта. Например, контузия, полученная во время боя при Ляотешане, либо ещё что-то похожее.
– Я всё-таки думаю, Евгений Иванович, что вы сильно преувеличиваете боевые возможности кораблей противника, – осторожно произнёс Верховский. – Японцы не меньше нашего страдают от зимних штормов, и вряд ли смогли бы вести огонь всем бортом.
«…Себя выгораживаешь, Владимир Павлович? Понастроил „сундуков“, не годных ни к эскадренному бою, ни к крейсерству зимой в океане, а мне теперь отдувайся, – мысленно усмехнулся наместник. – Всё-таки хорошо, что я затащил тебя, Владимир Павлович, в док, да показал, какой брак наклепали твои дружки-подрядчики с Невского завода. Казнокрады тупоголовые…»
Сразу же по прибытии в Харбин военачальники помчались в ставку Линевича, куда стекались все телеграммы, поступавшие с Квантунского полуострова. Как и предполагал генерал-адъютант, в ставке их ожидал короткий доклад Макарова, полностью опровергавший враньё британских газетчиков. А полтора часа спустя в Харбин поступила телеграмма из штаба эскадры, где подробно описывалось отражение ночной атаки противника.
Как уже говорилось, ночные бои с русскими корабельными дозорами не принесли японцам ни одной победы. Русские методично продолжали постановку минных заграждений, посылали свои крейсера в разведрейды, и ничто не мешало им в любой момент выйти в море со всеми наличными броненосцами. Поэтому Того был вынужден изменить тактику, и попытался заблокировать гавань брандерами.
Ночные атаки японских истребителей подтолкнули вице-адмирала Макарова к серьёзному усилению обороны внешнего рейда и гавани. Отряд Лощинского пополнился тремя крейсерами, скоростные характеристики и вооружение которых не позволяли им на равных тягаться с японскими броненосными крейсерами. В распоряжение Лощинского передали и несколько мобилизованных гражданских пароходов, которые планировалось использовать в качестве вспомогательных канонерок и минных заградителей.
В попытке решить проблему нехватки минёров, гальванёров и других специалистов, Макаров пошёл на неординарный шаг – приказал переучивать матросов, списанных на берег после снятия с кораблей малокалиберных орудий и части семидесятипятимиллиметровок. Таковых набралось достаточно много, несмотря на то что командиры уже успели возвратить часть людей обратно, чтобы восполнять неизбежные потери среди артиллеристов.
С каждого крейсера и броненосца в распоряжение штаба флота был откомандирован толковый офицер, способный обучить новичков азам новой специальности. На мостиках и в кают-компаниях восприняли инициативу вице-адмирала без особого энтузиазма – грамотные профессионалы нужны были и самим – но в целом не роптали: все понимали, что Макаров исхитряется вовсе не ради собственной прихоти и блажи.
В ночь на 11 февраля внешний рейд патрулировали канонерские лодки «Гиляк», «Кореец», и «Гремящий», сопровождаемые пятью истребителями 2-го отряда. Под Золотой горой в полной готовности дать ход стоял «Варяг», охраняемый двумя истребителями 1-го отряда, а у полуострова Тигровый бросил якорь «Джигит». Проход во внутреннюю гавань патрулировался восемью минными катерами, которых в любой момент могла поддержать «Паллада», стоявшая под парами напротив Артиллерийской пристани.
В третьем часу ночи сигнальщики «Гиляка» неожиданно обнаружили идущий без опознавательных огней пароход, судя по силуэту, гражданский. Буквально пару секунд спустя громыхнул главный калибр «Гремящего», посылая увесистый девятидюймовый снаряд в сторону японского истребителя, освещённого прожектором русской канонерки. В бой тотчас вступили «Решительный» и «Сердитый», сопровождавшие канлодку.
Четвёрка японских истребителей моментально ответила артиллерийским огнём, затем «Икадзучи» и «Инадзума» почти выпустили по одной мине. Обе торпеды прошли по правому борту «Гремящего», после чего выскочили на берег Тигрового полуострова. Следом за головными кораблями в атаку пошли «Оборо» и «Сазанами», но в этот момент огонь открыли береговые батареи. Японцы тотчас отвернули в сторону, прикрываясь дымом из своих труб, не прекращая посылать в русских снаряд за снарядом.