Среди мгновенно разросшейся толпы зевак, не считая тех, кто бросился нам помогать, я увидел Вовку Загораева, уверенно расталкивающего локтями людей.
— Приветствую, Евгений Семенович, — он крепко пожал мне протянутую ладонь. — Как вас угораздило?
Он кивнул на зарывшуюся в сугроб капотом машину. Я не успел ответить — к нам протиснулись сотрудники ГАИ из подъехавшего «уазика» и фельдшеры «скорой помощи». Хорошо, что это не бригада Аглаи, пронеслось у меня в голове. Я, конечно, был бы рад ее сейчас увидеть, но волновать точно не хотелось.
— Пару минут, Вов, — попросил я Загораева, и тот согласно кивнул.
Вышло, конечно же, гораздо больше, потому что медики осмотрели каждого из нас на предмет повреждений, и оказалось, что у Зои подозрение на сотрясение мозга. Ее тут же увезли на взвывшем сиреной «рафике», а я почувствовал болезненный укол совести. Все же помчаться в погоню было моей идеей, а значит, отчасти и я виноват в происшествии. Со мной же, водителем Севой и Кларой Викентьевной все было в порядке, но тут же за нас взялись милиционеры.
Кто-то из собравшихся уже сообщил им приметы зеленой «семерки» и второй машины, и один сотрудник с погонами младшего лейтенанта как раз докладывал об этом по рации. Вот и хорошо, может, и поймают сейчас сволочей по горячим следам. Я максимально сжато объяснил усатому гаишнику, что произошло, расписался в показаниях и отошел к терпеливо поджидавшему меня Загораеву.
— А ну, раз-два, взяли! — скомандовал кто-то, и я сразу несколько крепких парней вытолкали нашу «Волгу» из сугроба.
Ничего себе, как все быстро произошло, я даже внимания не обратил. Все-таки дружней были люди при СССР, как бы меня ни пытались переубедить еще в той, прошлой жизни. Пусть я был еще ребенком в те времена, но и то хорошо запомнил. А сейчас, когда я уже обвыкся в теле Евгения Кашеварова, окончательно убедился в этом уже как взрослый человек.
— Сева, довезешь Клару Викентьевну? — попросил я водителя, и тот с готовностью закивал. — А я сам потом доберусь…
Наверняка потом придется еще давать объяснения какому-нибудь следователю, даже не сомневаюсь, но пока милиционеры оставили меня в покое. А мне очень удачно встретился Загораев — как выяснилось, в аварию мы попали на улице Пролетарской, и неподалеку как раз стоял дом, где днем и ночью в подвале качались андроповские работяги.
— Зайдем? — предложил Вовка, кивая в сторону своего «спортзала». — Чаю попьем, поговорим.
— С удовольствием, — кивнул я, ощущая, что морозец все-таки крепчает.
Но поговорить нам опять не дали. Рядом, шурша покрышками, остановилась серая «Волга», и первым на нее отреагировал как раз Загораев.
— Освободитесь, Евгений Семенович, заходите, — сказал он, аккуратно пятясь. — Я в «качалке» еще долго буду.
Я посмотрел на часы: половина девятого вечера. Загораев исчез, будто его и не было, а из-за приспущенного стекла серой «Волги» меня тихонько, но уверенно окликнули:
— Евгений Семенович, садитесь.
Приоткрыв дверцу, я протиснулся в хорошо протопленный салон. Стекла в машине были тонированными, тоже пока еще редкость для Союза, а потому мне сразу стало понятно, кто меня там ждет.
— Добрый вечер, товарищ Кашеваров, — толстые линзы очков в роговой оправе, обманчивая внешность типичного советского интеллигента. Разумеется, это был Поликарпов.
— К сожалению, не такой добрый, Евсей Анварович, — я покачал головой, и лысый широкоплечий водитель плавно тронул машину с места.
Впереди, кроме него, сидел еще один неприметный мужчина столь же неопределенного возраста, что и Поликарпов. Он не обратил на меня ровно никакого внимания, будто его коллега разговаривал с пустотой. И нет, это вряд ли пренебрежение. Скорее протокольное поведение, чтобы не мешать старшему вести важный разговор.
— Наслышан, — кивнул Поликарпов. — И о драке возле ДК, и о провокации Сало, и об аварии… Уже есть мысли на этот счет?
— Думаете, это все звенья одной цепи? — я отреагировал вопросом на вопрос. — И Сало как-то с этим связан?
— Антон Янович — псих-одиночка, — с улыбкой махнул рукой Поликарпов. — Мы давно его ведем, он из той когорты людей, что никому не доверяют. Мол, хочешь сделать хорошо, сделай это сам.
— Неплохой принцип, — возразил я. — Правда, не для работы. А то подчиненные на шею сядут.
— Тоже верно, — дипломатично отметил чекист. — В городе у нас хватает доморощенных националистов, но он не с ними. Как ни странно, Сало искренен в своих заблуждениях…
— Ну, почему же заблуждениях? — я покачал головой. — Не вижу ничего плохого в самобытности национальных культур. Просто преподносит он эту идею довольно грубо, вот тут действительно бы поработать…
— Самобытность или национализм? Случайная грубость или первые признаки сепаратизма? Кстати, вы знаете, сколько ресурсов партия выделяет на изучение истории каждого края? С учетом языковых уроков, археологических исследований и музеев — в иной год бывает и до пяти процентов союзного бюджета.
А не много? Мелькнула мысль, но тут же и пропала. Сменилась новой: если бы мы сейчас выступали в клубе, то кто бы получил голоса, я или КГБ-шник?