Главред: назад в СССР 3 (СИ)

— Ну, почему же разнес? — возразил физик в очках, c которым я разговаривал еще на тему статьи про АЭС. — Если не принимать во внимание религиозную составляющую, дискуссию священник вести умеет. Правда, доводы у него, конечно, хромают излишней эмоциональностью…

— А эта бабулька чокнутая! — возмущался паренек в потертой куртке, но при этом в модной фернандельке[2]. — Она всерьез, что ли, предлагает к зеленой энергетике перейти? Может, нам еще в леса жить перебраться?

— Молодой человек, вы слишком категоричны, — отвечала ему строгая тетенька в необъятной бесформенной шубе. — Никто не предлагает перебраться в леса. Автор статьи, я так поняла, обеспокоена выбросами промышленных предприятий…

— Всю жисть c этими выбросами жили! — горлопанил дед в засаленной телогрейке. — И ничего! Страну вон какую отгрохали!

Послушать co стороны, не вмешиваясь, не получилось. В городе меня хорошо знали, a потому сразу же переключились на мою персону, едва только завидели.

— Евгений Семенович! У нас что теперь — попам печатную площадь дают?

— Товарищ редактор, это возмутительно — закрыть предприятия, пусть даже временно…

— А я считаю, что Любгород — название устаревшее, не отражает советской действительности…

— Вы зачем этого Голянтова в газету приволокли? Хотите, чтобы он молодежи головы забивал?

— А Кандибобер эта? Ее же весь город ненормальной считает!

— Говорите за себя, гражданин! Если у женщины своя позиция, это вовсе не значит, что ee нужно травить.

— Улицы… Какая разница, как раньше назывались улицы? Главное, как они сейчас называются!

— Жеребкин! Жеребкин — вот молодец! Вот таким нужно страницы в газетах давать! Молодой, дерзкий, правильный! На таких страна держится!

— Товарищ Кашеваров, a вы куда смотрели, простите? Как вы их пропустили?

— Да погоди ты! Видишь, редактор другой? То есть другая… Шабанова Зоя Дмитриевна. К ней все вопросы.

— Выучились на нашу голову.

Многоголосый людской гомон все возрастал, и вскоре уже было сложно разобрать, кто o чем говорит. Кто-то уже сцепился друг c другом, не обращая внимание на меня, другие громко требовали подвергнуть «эту Шабанову» показательной порке, a третьи напоминали про гласность. Пока еще не очень смело, но все же.

— Товарищи, попрошу тишины! — я поднял обе руки, чтобы привлечь внимание толпы. — Тишина, товарищи! В новой газете, как и в основной, есть специальные вырезные бюллетени. Вы можете проголосовать за того, кто вам больше нравится. Точнее, не он сам, a его точка зрения. А те, кто не нравятся или кто глупости болтает — те голосов не получат, вот в следующем номере, когда мы выложим результаты, все и узнаем правду. А хотите — письма пишите в редакцию. Самые интересные опубликуем.

— Я проголосую! — вновь зашумел старик в телогрейке. — Мы всю эту контру на чистую воду выведем! По соседям пройдусь, всех голосовать заставлю!

— А вот заставлять никого не надо, — предостерег я. — Все это по желанию должно быть.

— Это уж мы сами решим! — крикнул горлопан. — Обмельчали большевики! Сталина на вас нету!

— Замолчите, товарищ! — осадили его. — Редактор же и говорит, что надо проголосовать за того, кто тебе близок. Вот вам Жеребкин нравится, за него и галочку ставьте.

— А тебе что, не нравится? Ишь ты, контра!

— Я, между прочим, второй секретарь райкома КПСС, — тот, кого старик обозвал «контрой», вышел вперед, и теперь я тоже узнал его. — Партия открыта для дискуссий, a не кликушества. Не позорьте членский билет. Если он у вас, разумеется, есть.

Козлов, второй по важности человек после Краюхина, стоял как неприступная скала в своей мощной коричневой дубленке и меховой шапке. Усы щеточкой на круглом лице делали его похожим на бригадира строителей или на боцмана — почему-то второй секретарь вызывал у меня такие ассоциации. Но именно такая c виду простецкая внешность, если не считать дорогую одежду, внушала людям доверие. Что вот, мол, наш партиец, из народа.

— А я что? — скандальный дедок, бормоча, попятился. — Я ничего, свои мысли высказываю токмо…

— Здравствуйте, товарищ Кашеваров, — Козлов протянул мне широкую пролетарскую ладонь.

— Доброго дня и вам, — я ответил на рукопожатие.

— Интересно получилось… — он ткнул толстым пальцем в газетный стенд. — Живая такая дискуссия, острая. У нас в райкоме тоже все зачитались. Язвы, так сказать, общества изучаем. Всего хорошего!

Козлов, чуть приподняв шапку и показав залысину, вежливо откланялся и пошел дальше пешком вдоль по улице. Многие проводили его внимательными взглядами, o чем-то шушукаясь.

— Вот человек, — говорил кто-то. — Явно ведь «Волга» персональная есть, a прогуливается на своих двоих.

— Ему полезно, — язвительно сообщил другой.

Завязалась новая дискуссия, но тему фигуры второго секретаря собравшиеся быстро замяли. Как-никак, я тоже был представителем номенклатуры, и в моем присутствии обсуждать членов КПСС народ опасался. Тем более что и желающих-то, как я понял, было немного. А вот само то, что на страницах газеты высказываются столь одиозные личности вроде Голянтова, людей точно привлекало.