Внутри у меня все запело. Учитывая, что это мой первый собственный «принт», к тому же с относительной легкостью пробившийся через цензуру, наступил миг триумфа. Правда, это пока еще только первый шаг к победе — я выиграл битву, но не войну. И впереди у меня еще десятки таких номеров, прежде чем окончательно спадут ограничения, мешающие газете развиваться. Уже завтра с утра я буду выслушивать свой огромный коллектив, наперебой предлагающий мне идеи. А ведь еще остались в работе темы про милицейский патруль, что мне обещал Бульбаш, и о ликвидаторах чернобыльской катастрофы. Но последним я займусь сам, еще раз напомнив об этой теме Краюхину. Позвоню зятю Толика из кровельного цеха ЗКЗ, договорюсь о встрече. А потом… Черт, даже голова кружится от предвкушения всего того, что мне еще предстоит сделать!
— Спасибо, Клара Викентьевна! — я улыбнулся Громыхиной и побежал вниз, радовать Бродова и Правдина, которые ждали меня в цехе предпечатной подготовки.
Я пренебрег лифтом и спускался по лестнице с четвертого этажа пешком, на ходу встречая своих журналистов, мы улыбались друг другу, я всем и каждому сообщал об успешной сдаче. И меня поздравляли, а я поздравлял в ответ.
Наконец, я ворвался в цех, радостно возвещая присутствующим о готовности номер один. И наткнулся на прислонившегося к стене Бродова, возле которого суетились верстальщики во главе с Правдиным. Девочка-корректорша, которую, кажется, звали Машей, бежала, цокая каблуками, со стаканом воды на вытянутой руке.
— Евгений Семенович? — обернулся ко мне Правдин. — Бродову плохо!
— Быстро звоните в скорую! — моментально отреагировал я, не обращая внимание на липкий страх, поднимающийся из глубин души. — Маша, бегом, скорее!
Девушка, сунув стакан кому-то из верстальщиков, развернулась и пулей помчалась к телефонному аппарату. А я пробился к толстяку Бродову и схватил его за протянутую руку.
— Как же это так, Сеня? — это было единственным, что я смог сказать.
Газету мы, конечно же, сдали в типографию вовремя. Но радость была омрачена происшествием с Бродовым, которого увезли на «рафике» скорой помощи с подозрением на сердечный приступ. Особенно неприятно было то, что инцидент перекликался с его жалобами на плохое здоровье. Получалось, что я был косвенно виноват в случившемся.
Нет, я ни в коем случае не боялся быть привлеченным к ответственности. Если понадобится, я готов. Мне просто было искренне жаль Бродова, хоть он и пытался саботировать мне работу газеты. А еще, разумеется, я не хотел, чтобы он выходил из строя. Как же это все-таки случилось невовремя с моими обоими заместителями — сначала запил Бульбаш, потом уехал в больницу Бродов. Я ведь даже еще не успел с ним поговорить на тему спаивания Виталия Николаевича. Впрочем, теперь это уже неактуально. Не буду я обвинять захворавшего человека в проступке. Надеюсь, в нем и так проснулась совесть еще вчера.
Арсения Степановича определили в ЦРБ, и я собирался уже завтра позвонить туда, чтобы узнать о его состоянии. А то и заехать, если уговорю завотделением. Если потребуется, побеседую с главврачом. Но сегодня — сегодня мы сделали большое дело, и теперь нужно отдохнуть. Переживаниями Бродову не поможешь, мне еще завтра планировать следующий номер. Хорошо бы еще Бульбаш не ушел в запой, а то совсем уж тоскливо будет.
Нет, отдыхать у меня сразу не получится, это точно. Пусть я сейчас в теле Кашеварова, но в душе все равно остаюсь Женькой Кротовым из двадцать первого века. И если мои мысли чем-то заняты, нужно переключиться на дело. Например, на чернобыльца или музыкантов.
— Зоя! — окликнул я девушку, когда увидел, как она выходит передо мной из здания.
Она обернулась, вопросительно посмотрев на меня. Удивительно, но после непростого рабочего дня, когда ей пришлось писать дополнительный текст и еще думать над следующими, Зоя словно бы посвежела. И в глазах появился задорный огонек.
— Зоя, извините, что задерживаю, — мы отошли чуть в сторонку на крыльце, чтобы не мешать остальным выходящим. — Расскажите, пожалуйста, в двух словах, как продвигаются дела с музыкой. Вы ведь встречались еще раз с Котиковым?
Девушка смущенно покраснела, и я понял причину ее прекрасного настроения в конце дня. Похоже, наш комсомольский Ромео все-таки растопил ее сердце, пусть они сначала и повздорили.
— Мы как раз собирались с ним посетить репетицию ребят из «Сифака», — тряхнув волосами, сказала она. — Хотите с нами?
В ее вопросе не было одолжения или скрытой надежды на то, что я вежливо откажусь. Котиков явно ей нравился, но еще она любила свою работу. И для девушки не было зазорно объединить личное с профессиональным.
— Я бы с удовольствием, если вы сами не против, — ответил я, и тут же рядом послышался знакомый голос.
— Мы абсолютно не против, Евгений Семенович! — радостный Вася Котиков, по всей видимости, встречал Зою после работы. — Будем только рады! Здравствуйте!