Глаз бури

Когда нашли тело Ордмайера, принц заплакал. Не было любви между принцем и бароном, но толстый Ордмайер умер, сражаясь, и в пылу битвы смерть его внезапно показалась Джошуа средоточием всех других — копьеносцев, лучников и пехотинцев, с обеих сторон во множестве умирающих и захлебывающихся кровью под холодным, затянутым тучами небом. Принц приказал отнести безвольное тело барона в замковую церковь. Его гвардейцы подчинились, страшно ругаясь про себя.

Когда краснеющее солнце медленно поползло к закатному горизонту, армии короля Элиаса потеряли почти все силы: их попытки запустить свои страшные машины под градом свистящих стрел стали вялыми, солдаты теперь покидали лестницы, как только чувствовали малейшее сопротивление сверху. Эркинландеры неохотно убивали эркинландеров даже по приказу короля, в особенности когда эти братья-эркинландеры дрались, как загнанные в нору барсуки.

Наступил закат, и скорбный звук рога пронесся над полем от линии шатров лагеря Элиаса. Войска короля начали отступать, таща за собой раненых и многочисленных мертвых, покидая обитые шкурами осадные башни и стенобойные машины, так что все это снаряжение стояло, никому не нужное, в ожидании утреннего штурма. Рог протрубил снова, и тогда загремели барабаны, как бы напоминая защитникам, что армия короля, как зеленый океан, может вечно посылать свои волны к стенам Наглимунда.

В конце концов, казалось, говорили барабаны, даже самый упрямый камень превратится в прах.

* * *

Осадные башни, как одинокие обелиски, застывшие перед стенами, были еще одним очевидным напоминанием о намерении Элиаса снова вернуться к стенам. Мокрые шкуры, висевшие на них, были хорошей защитой от горящих стрел, но Идгрем, лорд-констебль, размышлял весь день, советовался с Ярнаугой и Стренгьярдом и наконец придумал один план.

Когда последний из людей короля прохромал по склону к своему лагерю, Идгрем приказал своим солдатам бесшумно зарядить две маленькие катапульты бурдюками с маслом. Рычаги спустили, и мешки с маслом, пролетев небольшое открытое пространство, разорвались над кожаным покрытием башен. Когда это было сделано, несколько просмоленных зажженных стрел прочертили голубые сумерки, и в считанные секунды четыре огромные башни превратились в бушующие пламенем факелы.

Люди короля были не в состоянии сбить пламя. Защитники на стенах топали ногами, пожимали друг другу руки и кричали, устало, но от всего сердца, а оранжевые отсветы танцевали на зубчатой стене.

Словно призрак из мира теней, завернувшись в длинный черный плащ" из лагеря выехал король Элиас, и защитники Наглимунда осыпали его насмешками. Король же поднял свой странный серый меч и закричал, как безумный, призывая дождь пролиться и погасить пламя. Люди натянуто засмеялись. Король ездил взад и вперед под стенами, его капюшон хлопал на холодном ветру, и только тогда по чудовищной злобе в гулком голосе Элиаса наглимундцы поняли, что король действительно ждал, что дождь прольется по его призыву, и был оскорблен, потому что этого не случилось. Смех перешел в страшную тишину. Один за другим защитники Наглимунда оставляли свое торжество и спускались со стен, чтобы перевязать раны. Осада еще только начиналась. Передышки не стоило ждать, и не было отдыха по эту сторону небес.

* * *

— Я снова видел странные сны, Бинабик.

Лошадь Саймона шла рядом с Кантакой, в нескольких ярдах от остальных путешественников. Шестой день перехода через Белую пустыню был ясным, но ужасно холодным.

— Какие сны?

Саймон стянул маску, которую сделал для него тролль: узкую полоску кожи с прорезями для глаз. Она была нужна для защиты от ослепительного сияния бесконечных снегов.

— О Башне Зеленого ангела… О какой-то башне. Прошлой ночью мне приснилось, что она истекает кровью.

Бинабик сощурился под маской и показал на смутную серую полоску, тянущуюся вдоль горизонта у подножия гор.

— Питаю уверенность, что это край Диммерскога — или Килакитсхока, как с правильностью именовывает его мой народ, — Призрачный лес. Мы будем подходить к нему через день или около того.

Разглядывая мрачную полосу, Саймон почувствовал, что в нем вскипает разочарование.

— Мне наплевать на этот проклятый лес! — огрызнулся он. — И мне до смерти надоели лед и снег, лед и снег! Мы замерзнем и умрем в этой жуткой пустыне! И что за идиотские сны мне снятся?!

Кантака пробиралась через группу небольших сугробов, и тролль некоторое время молча подпрыгивал в седле. Сквозь завывание ветра доносился голос Хейстена, который что-то кричал.

— Я уже полон скорби, — Бинабик говорил размеренно, как бы подделываясь под ритм их движения. — Я не имел сна две ночи в Наглимунде, тревожась, что большую вредность причиняю тебе, когда беру с собой в это путешествие. Я не имею знания о том, что означивают твои сны, и мы можем выяснять это, только если будем идти по Дороге снов.

— Как в доме Джулой?