Приветствую тебя, милая Элен!
Я снова в Калищах. Что, как, почему – не спрашивай, не спрашивай, не спрашивай. Ничего не могу объяснить. Даже тебе. Да и себе тоже. То, что следует знать: с Тумановым все покончено, окончательно и бесповоротно. Кто и в чем виноват – возможно, когда-нибудь, много времени спустя, я сумею подумать об этом. Но не сейчас, не сейчас, не сейчас!
Дела мои сперва казались вовсе плохими, и вроде бы планировалась длительная меланхолия, сплин, всяческие умирания и переживания по поводу разрушенных надежд, поруганной чести и прочих странных материй, придуманных брехливыми и скучливыми викторианцами. На деле оказалось, что без всего этого вполне можно обойтись, если специально не растравлять своих несчастий, и занять себя хоть каким делом.
Дело обнаружилось почти сразу, так как мои ученики и их родители до сих пор никого взамен меня не получили, и встретили блудную учительницу с откровенной и искренней радостью, которая тронула меня преизрядно, более даже, чем я могла предположить, находясь в нынешних, растрепанных совершенно, чувствах. За время моего недолгого отсутствия самые тупые ученики позабыли абсолютно все, чему я их учила, а прочие – примерно половину, так что мне сразу пришлось подобрать рукава и сопли, и браться за дело всерьез. Кроме того, я осталась без горничной, так как моя Ольга нипочем не захотела уезжать из Петербурга, и надеется устроить там свою судьбу путем брака с добродушным и туповатым мужиком Калиной, нашим общим знакомцем. Исполать ей! Только избавившись от нее, поняла, как же она меня раздражала. И даже не понять – чем. У тебя так бывает ли?
Проблема горничной, впрочем, разрешилась почти сразу, так как, прознав, подсуетились родители моих учеников. В служанки мне досталась моя же бывшая ученица Ариша, тихая шестнадцатилетняя девушка, вполне, впрочем, умненькая и прилежная. Мечта ее была еще в школе – уйти в монастырь, но какие-то там семейные дела этому препятствуют, и потому она пока – в людях. Служила в семье у одного лавочника, но он, как я поняла, ее бессовестно домогался, и она сбежала к родным, а они – сбыли ее мне. Взаимопонимание у нас с Аришей полное, чему немало способствует то, что она у меня училась. Я говорю, она делает. Однажды осторожно спросила, не могу ли я, как человек образованный, растолковать ей трудные места в Евангелии. Имея в виду ее дальнейшие устремления, я на то не решилась, и отослала девицу к попу. Правильно ль поступила, ведь есть же и в Евангелиях логика вполне мирская?
На жизнь, чтоб ни у кого не одалживаться (ты знаешь, как я этого не люблю) я собиралась заложить или уж продать то самое скандальное рубиновое колье, но местные доброжелатели натащили столько крупы, лапши, картошки и иных продуктов, что, пожалуй, и надобности не станет – дождусь жалованья. Нарядов же и белья у меня нынче – куда больше, чем мне надо. Я их не стала Туманову оставлять, хоть и на его деньги куплены – на что ему? Тайком передала пару платьев попроще Ирен. Она их с помощью перешила – и как же похорошела!
Только устроилась – объявился братик Гриша. Самум, водопад, ураган, светопреставление! Он вызовет Туманова, заставит его заплатить за все, прирежет как собаку в темном углу, публично плюнет ему в лицо, опозорит его на весь белый свет… и так далее, в том же духе, еще много раз и без всякой связи с предыдущим. Все мои попытки вставить словечко про то, что я сама – вовсе не беспомощная девица, отданная в жертву сказочному дракону, успеха, естественно, не имели. Быть Туманову огнедышащим драконом, слопавшим невинную овечку – меня, – и все тут! С Гришей, когда он в аффекте, разве поспоришь?!
Я потом и не спорила. Когда он поутих, осторожно попыталась расспросить про его собственные дела. Он сразу закрылся, но я уж поняла, что его приязненные отношения с Грушенькой зашли уж очень далеко, и он от своих обязательств честного человека не отступится. Да чего и было ожидать! Что она будет долго из себя недотрогу изображать? При ее-то работе и его пылкости… И что теперь делать – ума не приложу. Ну не могу я ему отчего-то взять прямо и сказать: так, мол, и так! Любовь твоя, Гриша, и Вечная Женственность, и всякие прочие аллегории, не что иное, как…
Ах, Элен, ну к чему же мир так сложно и нелепо устроен, что самое высокое непременно самым низким и оборачивается!
Как теперь твои дела, здоровье твоего семейства? Получил ли наконец Василий ожидаемое повышение?
Пиши мне скорее на старый адрес.
Любящая тебя Софи Домогатская
