Глаз бури

Чай был сладким, баранки с кунжутным семенем – вкусны. Софи жмурилась, клевала носом, волей обрывая подступающий сон. Мария Спиридоновна подробно расспросила Софи о театре, припомнила театральных кумиров своей юности, после извинилась, отпросилась в постель. Ее, понятное дело, отпустили с охотой.

– Я хочу умолять тебя! – сказала Дуня.

– О чем? – сон мигом слетел с Софи.

– Боюсь все время, что ты слушать не станешь.

– Говори, ты ж знаешь, я для тебя много готова сделать. Уж послушать-то…

– В том-то и дело, что не для меня.

– Для кого ж просишь? Для Семена?

– Семена? Причем тут Семен?!

– Говори же. Чего тянуть?

– Я начну с краю, ты потерпи, мне так легче. И не волнуйся, во мне красноречия немного, я скоро к делу перейду… Ты знаешь, что нынче весна, на Неве лед для ледников готовят. Мне еще девчонкой смотреть нравилось, я всегда ходила. Это ж хитро все. Большие параллелепипеды «кабанами» зовут, ты знаешь? Сначала пилами вырезывают длинные полосы с гирями под водой. Потом пешнями откалывают «кабаны»… Когда они уже на лед вытащены, так на солнце сверкают красиво, всеми цветами радуги. Как огромные алмазы.

Я нынче шла вдоль Невы, гляжу – «кабанов» делают. Спустилась поглазеть. Как раз тащили «кабана» из воды. Лошадь с санями пятили к майне, дровни специальные уже под воду спустили. Дальше надобно удлиненные задние копылья подвести под «кабан» и там зацепить. Кто-то из рабочих полез в майну, и что-то там у него не сладилось. Вдруг все назад поползло, лошадь копытами скользит, крик, шум, треск… Кто-то кричит: «Руби постромки!» – это, чтобы лошадь спасти, но ведь там же, в майне, едва не под кабаном, человек! Ежели отпустить, так его «кабан» всяко за собой и утянет! Но что ж? Это работа опасная – все знают, хотя и платят за нее хорошо, и охотников немало. Я, понятно, замерла, и все, кто глядели – тоже. Баба какая-то принялась визжать, так ее по шее спроворили – не мешай! А там, в майне, уж и надежды никакой нет. Вдруг один из тех, что лошадь понуждал и дровни тянул, бросил все, скинул тулуп и – в майну. Исчез. Думали – сгиб и этот. Но вдруг выныривает, и того, первого, за волосья держит. Кричит: «Тащи! И постромки режь!» – И еще – ругань несусветная, чтоб побыстрее. Тут остальные мигом сориентировались, этих на лед вытащили, пока их волной от тонущего «кабана» и дровней не смыло, другие лошадь высвободили, третьи уж костер на жестяном листе ладят, чтобы «утопленники» от холода не сомлели. Вокруг все разом вздохнули, загалдели, кто-то «ура!» закричал. Я уж хотела было прочь идти… Но тут второй-то рабочий, спаситель, разделся едва не донага, и я его признала…

– Это, конечно, был Михаил Михайлович Туманов, – усмехнулась Софи, глядя в стол. – Вполне на него похоже. Я уж прежде поняла. Только гадала все – спасется или уж потонет…

– Софи! – с ужасом воскликнула Дуня. – Тебе что ж – безразлично, будет он жив или нет?!

– Да нет, почему? – Софи пожала плечами. – Ты уж меня в злодейки-то не пиши, чтобы живому человеку погибели желать… А только…

– Я после говорила с ним, – поспешно прервала подругу Дуня. – Спросила: зачем?! Он видел, что я перепугалась страшно, шутил со мной, смеялся, ругался, так… Рассказывал, что уже видал это во сне, в кошмаре. Что тянет веревку и не может отпустить. Ты знаешь? – Софи удивленно кивнула. – Софи! Он хочет умереть! Смерти ищет! Ты понимаешь?!

– Ну и что ж с того? Такая у него конституция напополам с биографией получилась. Ищет, стало быть, найдет рано или поздно. Я-то тут что могу поделать?

– Софи, умоляю тебя, вернись к нему! Только ты можешь его удержать!

– Сейчас, разбежалась… Глупость ты, Дуня, какую-то говоришь. Право, я даже и подумать не могла, что ты такая чувствительная. Ну что я могу с ним теперь сделать? Он и прежде, до меня, был таким. Я просто подвернулась, и тоже – едва с ума не сошла, не говоря уж об остальном. Хорошо, что вовремя улизнуть успела. Нынче вот в себя потихонечку прихожу, опять жить начинаю… Чего ж ты от меня хочешь?

– Он погибнет без тебя!

– Дуня, милая, пойми, он и так, и так погибнет. Он уж все задачи, которые себе назначил, выполнил сполна, все всем доказал, а еще чего-то придумать не может. Образования не хватает, или другого – я не разберу. И – что ж я? Он меня, считай, сам выгнал…

– Он себя клянет за это неустанно, – тускло сказала Дуня. – И когда я спросила: «хотели б вы ее вернуть?» Ответил: «под каленое железо пошел бы, лишь бы назад пришла!»

Вполне осознав Дунины слова, Софи невольно вздрогнула и поморщилась.

– Господи, если бы ты знала, как же мне надоели все эти его безумные выходки и позы!

– Так ты не пойдешь?… – с какой-то отчаянной решимостью в тоне спросила Дуня.

– Не пойду… И что ж? – Софи взглянула на подругу с удивлением и любопытством. – Что ж ты сделаешь? Заставишь меня?

– Нет, – Дуня покачала головой. – Я знаю, что тебя заставить нельзя. Я по-другому сделаю…

– Что ж?

– А это тебе знать не надо…

– Вот даже как? – Софи была удивлена неприятно. Впервые со дня их знакомства ее создание открыто выступило против своего Пигмалиона.