Глаз бури

– Софья Павловна? – Мартынов пожевал ус. – А должна быть? Я ее не видал…

– Где Софья Павловна?!! – дико, срываясь на фальцет, заорал Иннокентий Порфирьевич.

Подбежавший с очередным вопросом пожарный отшатнулся и глянул на человечка-лису с удивлением и упреком.

«Может же, ежели захотит,» – пробормотал он себе под нос.

Мигом выяснилось, что хотя Софья Павловна и должна была находиться в покоях хозяина, с начала пожара ее никто не видел. Да и до пожара – тоже. Когда забирали сейф и вещи из апартаментов Туманова, решили, что она уж вышла на улицу – от греха подале.

– Может быть, она ушла куда? Погулять? – с надеждой, неизвестно у кого спросил Мартынов.

– Нет, – вдруг решительно выступил один из крупье, тощий юнец с лихорадочным румянцем на щеках и профессионально цепким взглядом. – Я был там, помогал носить. На столе лежит ее, Софьи Павловны, блокнот для записей. Раскрытый. И карандашик золотой. Она с ними никогда не расстается, и когда уходит, с собой берет.

– Что ж? Что ж?!

– Где ж она?

– Может, от дыма сомлела и упала куда?

– Надо пожарным сказать…

Голоса множились, сливались в гул. Все в Доме, независимо от их отношения к происходящему, знали, чем и кем является Софья Павловна для хозяина заведения.

Иосиф, похожий на весеннего растрепанного грача, подбежал к брандмейстеру и быстро о чем-то переговорил с ним. Брандмейстер крутил ус и отрицательно качал головой.

Нелетяга отошел, скинул с плеч плащ и окунул его в лужу, образовавшуюся возле гидранта. Завернулся в промокший плащ и скрылся в дыму.

Никто этого не заметил, так как почти в тот же миг в ноги брезгливо отодвигавшемуся Иннокентию Порфирьевичу с воем повалилась Дашка.

– Нетути, нетути ее! – ревела она. – Тамочки осталась! Задохлась! Сгорела! Я, я одна виновата!

Подбежавшая Прасковья Тарасовна привычной оплеухой усмирила подотчетный контингент, и заставила Дашку говорить толком.

Выяснилось, что горничной Тани Матвеевой, которую Дашка видела на третьем этаже, в покоях Туманова, на площади нет и не было, и, следовательно, она погибла в огне. Отчего Дашка винила в произошедшей трагедии себя, так никто и не понял.

Пожар жадно пожирал остатки крыши и верхних перекрытий. Два из трех флигелей, по-видимому, удалось отстоять. Мастерская горела с веселым треском. Из лопнувшего окна, словно запущенная умелой рукой, вылетела и шлепнулась на мостовую горящая шляпа. Черные силуэты пожарных со шлангами смело подходили почти к самой стене огня. Все вместе выглядело величественным, но уже случившимся и неизбежным.

Гости из ресторана и игорных залов, выведенные из заведения в первую очередь, но никуда не уехавшие, передавали по кругу фляги со спиртным, и азартно строили предположения о причинах пожара.

Внезапно раздались крики, команды брандмейстера, и огромная лестница, до сих пор не применявшаяся, поехала куда-то вбок, в переулок.

Все разговоры, плач и вопли в кругу служащих заведения смолкли. Люди переводили взгляд с одного на другого и напряженно ждали.

– Фельдшер! Фельдшера сюда!

От медицинского фургона уже бежал низенький толстый человечек, размахивая кожаным чемоданчиком.

Двое рослых пожарных поспешно расстелили на брусчатке кусок брезента, а их товарищи осторожно опустили на него свою ношу: мужчину в страшно обгоревших лохмотьях и бесчувственную девушку, завернутую в дымящийся плащ.

Глава 40 В которой Туманов получает письмо от брата и ищет черешневый ликер

– Элен, Элен! Ты понимаешь же, Софи там, и мы должны поехать! Немедленно!

– Это ужасно, ужасно, Кэти! Но что ж мы сможем сделать? Мы не пожарные… Я уверена, я просто чувствую, что она в безопасности…

– Это неважно! Неужели ты не видишь! У нее столько раз все рушилось! Надо показать ей…

– Софи не надо ничего показывать, Кэти, ты просто плохо ее знаешь. Ей абсолютно хватает самой себя. И… там Михаил Михайлович. Впрочем… едем!

– Никуда вы, леди, не поедете! – старик Афанасий, как оживший макинтош, шагнул из темного угла прихожей. Кэти вздрогнула и отшатнулась. Афанасий усмехнулся. – Потому что я вас не пущу. Не хватало еще вам на пожар глазеть вместе с игроками и этими… – последние словами застряли в горле у старого слуги.

– Ты мне не указ! – гордо вскинула голову Элен.

– Муж вам указ, – согласился Афанасий. – А уж он-то точно не позволил бы своей леди нестись неведомо куда ради…

– Ради кого? – язвительно подхватила Элен. – Ради той, к которой ты же бегал, как приперло? Ради той, которая мне жизнь спасла?!

– Не поедете! – крикнул Афанасий.

– Никита свезет.

– Не повезет. Я не велю. И никто не повезет. Я уж предупредил, как почуял, куда она клонит.

Элен заглянула в землистые глаза верного слуги и впервые поняла, как он, в сущности, страшен в своей древней упертости. Морщинистое лицо Афанасия осветило торжество. «Как луна над кладбищем,» – подумала Элен.

– Кэти, это правда, – Элен растерянно обернулась к подруге. – Никто из челяди не решится… Может быть, послать за извозчиком?

– Ерунда! – Кэти решительно подхватила юбки. – Пошли. Ваш экипаж на улице стоит. На козлы сяду я.