Глаз бури

Расшвыряв кучу обломков и отыскав в ней погнутый медный таз, Туманов водрузил его на кровать (другой целой мебели в комнатах на первый взгляд не было). Федька принес ведро, оставил его на пороге и тут же скрылся с глаз от греха подальше. Туманов усмехнулся, повел налитыми кровью глазами, сунул ведро в руки оторопевшего Аркадия, а сам склонился над тазом, придерживаясь рукой за кровать.

– Лей сюда! – свободной рукой он показал на шею и взлохмаченный затылок.

Аркадий зачем-то заглянул в ведро. На поверхности воды, по кругу, словно гоняясь друг за другом, плавали мелкие льдинки.

– Лей, тебе говорят! – рявкнул Туманов.

Аркадий зажмурился и стал лить воду на голову Туманова. Туманов стонал, вертел головой. Ледяная вода проливалась ему за шиворот, на пол и на кровать. У Гриши отвисла челюсть, Дуня прислонилась к ободранной стене, Оля уже успокоилась и смотрела на действие с одобрением и надеждой.

В момент, когда вода кончилась, Аркадий поставил на пол пустое ведро, а Туманов по-звериному отряхивался (брызги летели на всех присутствовавших), в комнате опять появился Федька с тревожным и хмурым лицом. В руках он держал запечатанный конверт.

– Вот, Михал Михалыч, извините, что побеспокоил, – растеряно перебегая глазами с одного посетителя на другого, сказал он. – Мартынову только что какой-то оборвыш для вас передал. Сказал, срочной важности, беги мол, скорее, хозяин тебя наградит… Мартынов мне отдал…Да вот…Как-то тревожно все, Михал Михалыч! – решился Федька. – Поверьте мне, я ету гадость нутром чую! Вам бы оберечься теперь…

– Давай сюда! – нетерпеливо сказал Туманов, обтирая мокрые руки об штаны.

Он разорвал конверт, развернул лист дорогой голубоватой бумаги, стал медленно читать, шевеля толстыми губами.

Прочитав, Туманов отбросил письмо, выругался так, что Оля с Дуней присели, и со всего размаху ударил кулаком по ближайшей стене. Стена задрожала, а на костяшках разбитой руки почти сразу же выступила кровь.

Аркадий, которого трудно было смутить ругательствами или иным выражением эмоций, присел и осторожно поднял злополучный листок. Взглянул на Туманова. Тот кивнул. Лицо его, и без того асимметричное и изуродованное шрамами, теперь ужасно кривилось, как будто бы по нему судорогами пробегали нестерпимо страшные мысли.

– Читайте вслух! – велела Аркадию Оля.

«Туманов!

У вас нет ни имени, ни родины, ни семьи. Поэтому вы, в сущности, ничего не потеряете, если немедленно и навсегда покинете Петербург и, желательно, Россию. Все ваши предприятия вы сможете достаточно быстро превратить в капитал и получить деньгами в той стране, которую вы изберете для своего постоянного местожительства. Кроме того, в следующем письме я попрошу вас оставить в условленном месте все накопленные вами грязные сведения и материалы, с помощью которых вы держите в страхе добрую половину нашего, так называемого, высшего света. Понятно, что в изгнании, в которое вы удалитесь добровольно, они вам не понадобятся. Что касается меня, то я после приму решение. Может быть, я их уничтожу, а может быть, и нет…

Если вы прямо сейчас начнете действовать, то я, со своей стороны, могу вам твердо обещать, что с девицей Домогатской и другой, известной вам особой, не случится абсолютно ничего дурного. В противном же случае (если вы будете тянуть время или, паче чаяния, обратитесь в полицию), исход может произойти в ближайшее время и самый печальный. Решайтесь скорее и возвращайтесь в тот туман, из которого вы когда-то возникли, не принеся никому ни счастья, ни радости, а только одни тревоги, страх и разочарование.

не уважающий вас Недоброжелатель»

– То есть ее действительно похитили, – медленно сказала Оля. – И похитили из-за вас.