Глаз бури (в стакане)

В этот раз проснулся почему-то в детство, пахнущее летним зноем в поле, гудящим пчелами и звенящим жаром, через которое бежишь, почти теряя сандалии, потому что там, через запыхавшееся дыхание, через дрожащее марево, видно прохладную реку. Навесной мост со старыми прогнившими досками и песчаное дно, неглубокая, неширокая, родная речка, с запахом ила и моллюсков. В ней и купаться, и рыбалить, и прятаться от злых старшаков целыми днями, никаких дел, никаких забот. Только это тепло солнца, касающееся полуприкрытых ресниц и радужные блики сквозь капли воды.

И в той, другой жизни, которая вся сама как один из кругов на воде, где я бегу по полю багровой травы, надо мной возвышаются фиолетовые облака, и сколько бы я ни бежал, я никогда не успеваю. Кто-то с тяжёлым дыханием наступает мне на пятки, кто-то, от кого я не могу скрыться, не могу к нему повернутся и не никак не могу убежать. А впереди, там, рядом с горизонтом, меня ждёт… упавшая звезда /башня/девчонка… В этих склейках реальностей, в которых я одновременно пребываю весь, есть детали, которые могут отличаться, но фундамент всегда примерно один и тот же.

И это не единственный мой сон, который повторяется из жизни в жизнь, и там тела, меняются как перчатки, время, место, обстоятельства не имеют значения, а, получается, имеет значение только присутствие смотрящего моими глазами, и ебучее восприятие.

Часто снился большой деревянный дом на окраине деревни, там свежо и тихо, там на окнах тюлевые занавески, с прозрачными бликами, пропускающими свет в комнаты, там пахнет старым деревом, теплой истомой и детством. По скрипучим ступеням на второй этаж, оттуда по приставной лестнице на чердак, чтобы там засесть среди плотной кружащейся в световом пятне пыли, и читать, читать, читать… И никто не потревожит, не позовёт, не скажет дурного слова, мол, бездельник. А только, спустившись, обнаружишь тарелку с пирожками, еще чуть теплыми, возьмешь парочку и пойдёшь в вечерний прохладный сумрак, идти по шуршащей щебенке по полупустым неосвещенным улица долго, далеко…

И снова ускользающее воспоминание, не имеющее ничего общего с реальностью, в которой все твои детские дела гребутся под шаблон взрослых понятий о полезном. Невдомек этим взрослым, которые и не взрослые вовсе, что лет через десять, запутавшись от абсурда, происходящего, совершенно не ориентируясь в мире, в котором никто не живет из сердца, а все живут из ума, ты начнешь заниматься настолько бестолковыми делами, направленными на трату времени и жизни, что лучше бы уж читал тогда.

Я и сейчас читаю. Постоянно, в любой момент, занимая пространство внимания разговором с умными людьми, которые давно мертвы. Каждый раз испытывая щемящую благодарность за все, что они для нас сделали, потому что нигде в другом месте мой беспокойный ум не может так отдохнуть. В тихом согласии с собеседником, кивая головой и сердцем в такт повествованию, я нахожу все, что мне бывало недоступно с людьми здесь. Понимание, братство, цепкие умы, горячие головы, счастливый случай, свежий взгляд. Я понимаю, что большая часть великих книг была написана из той же самой необходимости поговорить с тем, кто тебя понимает, и в этом их счастье: и мое счастье тоже. Как будто спиной в глубокую мягкую траву откидываешься перекатом, расправляешь, потягиваешь тело, чувствуешь покой. Вдыхаешь соленый воздух, за облаками мягкое солнце, и впереди целая жизнь, полная вот таких открытий.

О том, что искомая тобой сила всегда ближе, чем ты думаешь, ближе твоего собственного крика в голове. Что любовь – это просто, счастье – это просто и вообще все здесь очевидно и просто.

Что когда перестанешь убегать, развернешься, и встретишь чудище в лицо, окажется, что дракон приручаем, и он-то быстрее доставит тебя к упавшей звезде. Что дом, тот, который с деревянными лестницами, с большим столом, полном еды и уюта для всех, он тоже не только в пространстве сна.

Что все, кто тебе когда-то снились, они здесь, рядом, ты только сам проявись.

Проявись.

***

И я начинаю вспоминать как облачаюсь в Небесные доспехи и отправляюсь в путь, по натянутому над бездной канату. Всё облачение выглядят так: Бесшумные Бубенчики, вместо звона производящие густую тишину, Долгоиграющая Дудочка, которая вытягивает из пространства звук и глаза, залитые настоянной на летних сумерках живоймертвой водкой. Рисунок в ромбик, битва бархатного зеленого, который как влажный мох в тенистом лесу и пепельного белого, который как хлопья догорающего Вавилона в ночном беззвездном небе, кружащийся поток из оставленных надежд.

Цирк Шапито открывает свои двери, отныне и навсегда…

В этом полуразруШенном театре абсурда, я организую фрактальную матрешку и еще один театр абсурда, чтобы довести всё и всех до окончательного…абсурда. Ну и до ручки, естественно.

И если ты думаешь, что ты в нем не участвуешь…

Доброооо Пожааааловать!

Мой манифест состоит из слез астральных девственниц, приведенного через сон дождя и двух поперечных радуг, высвечивающих замок на горе.

…

Вот ты: смех в пустоте.

Вот я: звучание тишины.