Глаз Охотника

От чего верблюды никогда не отказывались, так это от зерна: его они согласны были поглощать в любом количестве.

Так прошло еще четыре дня.

Земля, куда их забросила судьба, была иссушена и безжизненна, но все же в ней было какое-то своеобразное и ни с чем не сравнимое суровое очарование. То тут, то там вырастали из барханов огромные кроваво-красные скалы причудливой формы, попадались пересохшие реки и плоские каменистые участки, которые каффеи называли «постелями великанов». Угрюмый пейзаж разнообразили и гигантские углубления, как будто нарочно покрытые солью, и мрачные валуны из песчаника, стоявшие одиноко, подобно древним изваяниям давно умерших королей.

На пятый день пути ленивые и флегматичные животные повели себя крайне странно: потянули носом воздух и неожиданно резво устремились вверх по высокому бархану. А когда они достигли вершины, восхищенных криков не могли сдержать и их хозяева: они наконец-то добрались до оазиса Фалидии, который находился в ста восьмидесяти милях к югу от Сабры.

Верблюды фыркали от радостного возбуждения, предвкушая знатное пиршество. Рейго посмотрел на них и улыбнулся:

— Финики почуяли! Что до меня, то мне их финики не нужны — лишь бы искупаться! — И он закричал: «Ялла! Ялла!» — подгоняя верблюда, который и так уже несся вперед. За ним устремились и остальные животные, будто опасаясь, что другие их обгонят и все съедят.

Все ближе и ближе заросли финиковых пальм между скал. Но что это? Какие-то полуразрушенные хижины из глины и самодельных кирпичей… От их вида Фэрил стало необъяснимо жутко, и сердце отчего-то сильно заколотилось в груди.

Пока верблюды объедались финиками, друзья поспешили к небольшому пруду с чистой и прохладной водой подножия одной из скал. Около восьмидесяти футов в длину и сорока в ширину, в глубину он уходил примерно та восемь футов. Урус нырнул и обнаружил на дне небольшое отверстие, через которое он, должно быть, и подпитывался подземными водами с близлежащих гор.

Но остальным было не до происхождения водоема: они просто радостно плескались, наслаждаясь долгожданным купанием.

Разбив лагерь, на закате дня они отправились обследовать остатки хижин, жалко ютившихся на склоне холма. Разруха и разорение царствовали повсюду: крыши провалились, комнаты были занесены песком, вместо окон и дверей зияли дыры. Но причина всего этого упадка была друзьям непонятна.

Вдруг Гвилли заметил в дальнем конце одной из хижин блеск металла. Опасаясь скорпионов, он осторожно вытащил из песка какой-то непонятный предмет и недоуменно спросил:

— Что это?

Араван подошел к баккану и осмотрел находку:

— Это наручь, часть доспехов. И, судя по виду, достаточно древняя.

Все собрались вокруг эльфа, разглядывая странную находку, а Гвилли тем временем продолжал озираться по сторонам.

Наручь передавали из рук в руки, и когда очередь доила до Рейго, он воскликнул:

— Посмотрите-ка! Вот сюда — видите эту резьбу? Это из Ванчи!

— Может, и это тоже? — спросил Гвилли, показывая друзьям новую находку — обломок кости предплечья.

В эту ночь Араван отдал свой голубой талисман Рейго, который первым должен был нести караул, объяснил, как пользоваться волшебным камнем, и наказал передавать его всем последующим караульным. Несмотря на некоторое недоверие к подобным магическим вещицам, Рейго внял доводам Аравана и согласился, что необходимо принять всевозможные меры предосторожности.

Араван полагал, что наручь принадлежала некогда принцу Джуаду или его людям, которые затерялись навсегда в песках Кару. Какая же участь их постигла и не угрожает ли опасность и им самим, оставалось только гадать.

Ночь прошла без особенных происшествий. Правда, во время своего дежурства Гвилли, который обладал чересчур живым воображением, то представлял себе несчастного уроженца земли Ванча, спасающегося бегством от некоей неопределенной и пугающей опасности, то судорожно ощупывал синий амулет, который казался ему холодным как лед.

Гвилли так погрузился в свои страхи, что не заметил, насколько теплее был ночной воздух в оазисе, где деревья отдавали тепло, накопленное за день, чем в пустыне.

Когда пришла очередь Фэрил заступать на вахту, Гвилли долго просил ее быть как можно внимательнее и напоминал о предостережениях Аравана.

Баккан думал, что ни за что не уснет этой ночью, но едва его голова коснулась подушки, как он тут же захрапел и проснулся лишь на рассвете оттого, что Урус толкал его в бок.

Друзья уже выезжали из оазиса, когда Араван остановил своего дромадера и спешился. Эльф разгреб песок у небольшого возвышения в бархане, и изумленным взглядам друзей предстал старинный обелиск с одним-единственным словом, написанным на нем: «Джадо!»

Халид крепко сжал зубы и пробормотал:

— Ничего себе! Оно проклято!

Гвилли как ужаленный обернулся к нему:

— Что проклято?

Халид серьезно посмотрел на баккана:

— Это место проклято, как и всякое место с такой надписью. Сюда приезжает сам Демон Смерти на своем черном верблюде, и горе тому, кого он обнаружит в своих владениях. Они навсегда последуют за ним в бесконечную тьму.

По спине Гвилли побежали мурашки.