Глаз осьминога

Трудно было поверить, что прозрачная вода может вызвать такие изменения. В ее голубом мерцании вроде бы нет ничего угрожающего, и даже наоборот — хочется нырнуть в нее с головой.

— Я думаю, — принялась как-то Зигрид объяснять Давиду, — что ощущения будут — словно плывешь по летнему небу. А вернее, летишь — как птица.

Услышав ее, юноша, как обычно, нахмурился и отчитал Зигрид.

— Прекрати болтать глупости! — прошипел он, сдерживая гнев. — Ты же знаешь, что говорят инструкторы: океан опасен, в нем кроется одна из ловушек планеты Алмоа. Сколько солдат уже попало в этот капкан! Море поглотило их, превратив в рыб, обреченных плавать в его глубинах. Тебе бы понравилось оказаться в теле тунца?

— Здесь тунцы не водятся, — поправила его Зигрид.

— Это я так, к слову, — прервал ее Давид, — ты ведь поняла, что я хотел сказать? Думаешь, хорошо быть рыбой?

— Не знаю, — призналась девушка. — А ум остается человеческим? Интересно, продолжаешь мыслить, как землянин, или…

Давид поспешил сменить тему разговора. Вопросы подруги его пугали. Он не хотел попасть в ловушку океана и стать против воли частью морской фауны планеты Алмоа.

Так что с протечками на «Стальной акуле» не шутили. Малейшая капля воды, проникавшая снаружи, воспринималась как агрессия, и ответная реакция выглядела как военная операция.

Зигрид до сих пор помнила рассказ одного матроса, наблюдавшего за падением в воду товарища, когда подлодка причаливала к берегу.

— Нам казалось, — рассказывал тот матрос, — что мы очень умные. Мы не хотели носить резиновые гидрокомбинезоны, потому что кожа в них потела и раздражалась. Когда Свен Эрикссон упал в воду, он сначала камнем пошел ко дну. Вода словно сковала его. Да… Я видел, как он ушел под воду, он был какой-то одеревеневший, со сдвинутыми ногами. А потом, минут через десять, вынырнул, отбиваясь, словно кто-то тянул его ко дну. Но каждый раз, пытаясь высунуть голову из воды, Свен начинал задыхаться и синел. Понимаете? Он больше не мог дышать воздухом! Если бы его вытащили на палубу, он бы умер. Эрикссон пробыл в море не больше десяти минут, а уже не мог жить вне моря! Это было ужасно… Никто не знал, как ему помочь. Хуже всего, что он решил последовать за кораблем. Он плыл в кильватерной струе за кормой, а когда подплывал близко, то скреб ногтями по корпусу, умоляя нас… не знаю, о чем. Чтобы мы бросили ему спасательный круг или трос? А может, прикончили его? Членам экипажа пришлось заткнуть уши, чтобы не слышать тот проклятый скрежет по корпусу судна. А потом он начал… видоизменяться. Голова, глаза… Свен перестал быть человеком, он стал рыбой. Мы больше не смотрели в его сторону. И он не скреб по борту. Может, потому, что у него больше не было рук.

Инструкторы без устали показывали запись с рассказом этого матроса по телевизору. Многим детям потом снились кошмары.

Но несмотря на это, Зигрид хотела бы увидеть превращение своими глазами. Какая-то ее часть отказывалась в него верить. Этакое инстинктивное недоверие, о котором она не осмеливалась рассказать даже Давиду… А если офицеры врали? А если цель всех их россказней — помочь экипажу переносить заточение?

Интересно, что чувствуешь, если не боишься утонуть? Когда плаваешь, не думая о задержке дыхания, не чувствуя за плечами веса баллона с воздухом? Больно ли превращаться? Что чувствуешь, когда тело начинает меняться? Создается ли впечатление, что невидимые пальцы растягивают тебя, чтобы изменить внешность?

Такова была жизнь дозорных, и Зигрид Олафсен была одной из них. Вероятно, не самой лучшей, поскольку в ее личное дело было вписано рукой лейтенанта Каблера: «Обладает досадной склонностью к витанию в облаках».

Глава 4 Отравленный шампунь

Закончив обход, Зигрид напечатала отчет, а затем направилась в душевую. Для нее было ритуалом: вернувшись из похода в заброшенную зону, принять душ, чтобы смыть липкий пот тревоги и забыть о кошмарах на территории теней.

«Сейчас вымою голову», — думала она каждый раз, раздеваясь на пороге душевой, но вкладывала в эту фразу понятный лишь ей смысл, потому что имела в виду не только волосы, — у нее была короткая стрижка, — но и все тело.

Зигрид протянула руку к шампуню и взяла пластиковую упаковку, наполненную жидким мылом.

Душевая, облицованная белой плиткой, напоминала земной спортзал. Проектировщики специально обустроили здесь все так, как было принято раньше, решив, что это будет производить успокаивающий эффект. По периметру помещения шла труба, от которой на равных расстояниях отходили разбрызгиватели. Перегородок не имелось, и девушки мылись бок о бок, как волейболистки после игры.

Зигрид шагнула под струю воды и разорвала зубами одноразовый пакетик, стараясь, чтобы жидкое мыло не попало в рот.