Глаз Паука

Теперь осталось одно, последнее и самое сложное заклинание. Снова звучит древний язык, снова падают тяжелые, как кузнечные молоты, слова, должные отделить дух мага от его смертной плоти. Очертания тела мага, неподвижно сидящего на подушках в центре пентакля, расплываются, колеблются, двоятся, словно отражение в водной глади под легким ветерком. Короткий крик боли. Судорога и порыв холодного ветра, задувший свечи. Мгновение полного сумрака.

Потом свечи сами по себе вспыхивают вновь. Теперь в заклинательном чертоге два Рилеранса. Один, словно окостенев, застыл над дневником Рюцциля, черты его лица искажены мукой. Второй, почти неотличимый внешне от настоящего, делает шаг и бросает изумленный взгляд на собственное бренное тело.

– Получилось в лучшем виде, – довольно произносит Рилеранс-второй. «Произносит» – определение из мира живых: у духов нет легких, гортани и языка, и в мрачном подвале не раздается ни звука. Однако, если бы кто-то из слуг по скудоумию заглянул в этот миг в подвал, слова эти возникли бы прямо у него в мозгу. – Что ж, пора добывать себе всемогущество.

Двойник Рилеранса решительно шагает прямо в стену. И стена пропускает его.

* * *

Надежды Юнры Тавилау на освобождение таяли, шипя и исходя зловонным дымом, как залитые водой угли. Ворвавшихся в подземное капище людей охранники «Альнеры» быстро разделили и принялись гонять по залу, не позволяя объединиться для достойного отпора. Порой кто-нибудь врезался в призрачную сеть, и тогда по ней пробегали расходящиеся круги бледно-голубого огня. Госпожа Халед, убедившись, что люди и нелюди Теймураза иль'Ваххаби уверенно теснят противника, отчитывала перепуганных Искателей Истины. Хрустальный шар переливался волнами малиновых и розовых огней.

Вдруг подземный чертог содрогнулся, затрепетало тусклое пламя факелов, а с низко нависшего потолка посыпалась пыль. Стены зала треснули в сотне мест, и даже в каменном полу кое-где образовались зияющие провалы, а из дыр полезло наружу такое, что способно присниться только в кошмарном сне, от которого поседеешь к утру.

Тут были высохшие мумии в истлевших саванах, сжимающие остатками пальцев ржавые ножи – среди них выделялись четверо в истлевших доспехах, вооруженные шипастыми булавами; не иначе где-то поблизости вскрылось древнее захоронение или фамильный склеп. Ковыляли скелеты, чьи желтые кости за долгие годы до блеска отполировали ветер и песок. Было несколько смердящих трупов в обрывках одежды, явно захороненные не более седмицы назад. Наконец, зашевелились и начали вставать только что убитые охранники «Альнеры», поднимая оброненные мечи. В подземелье воцарился сущий кошмар, причем для обеих сражающихся сторон – похоже, покойникам было все равно на кого нападать, а телесную слабость они компенсировали численностью.

Явление восставших обитателей Серых Равнин таки заставило госпожу Эсму растеряться. Кинувшись к магическому кристаллу, чародейка принялась выписывать над ним сложные пассы, точно плетя невидимую паутину или играя сама с собой в детскую игру «Кошачья колыбелька».

За этим увлекательным занятием она упустила из виду загадочное шевеление, происходившее прямо у нее за спиной, где косо падавшая на фреску тень перемещалась сама собой, словно пытаясь оторваться от камня. Зато странное явление заметили адепты Паука, у которых достало ума завопить, предупреждая покровительницу.

Оставив шар, Эсма Халед круто развернулась навстречу новой опасности. Выгнувшись куском непроглядно-черного бархата, тень отделилась от стены и подалась ей навстречу.

Из стены в зал шагнул человек. Он выглядел бы совершенно живым, когда б не странная манера ходить сквозь стены да еще тот факт, что подошвы его сандалий при ходьбе не касались пола.