Глаз Паука

В размышления ворвался раскатистый струнный аккорд. Головы посетителей, как по команде, повернулись в угол, где сидел Аластор Кайлиени в обнимку со свежекупленной виолой.

…Когда милые друзья закончат пить мою кровь;
Когда будущую жизнь начнет считать Творец —
Я скажу: возьми обратно человечью плоть,
Я хочу быть просто деревом на вольном ветру…

– Великие Небеса! – обреченно закатил глаза Ши, прислушавшись. – Опять «Посмертная деревянная»! Может, не надо было мне его спасать? Право слово, наша нынешняя жизнь была бы куда веселее…

Удивительное дело, но никакое количество выпитого было не в силах заставить Альса сбиться в словах своих или чужих баллад, или запутаться в шести струнах виолы. Разве что голос изменился к худшему, словно на звонком серебряном колокольце пролегла трещина.

…Хорошо быть деревом на вольном ветру,
Что за жизнь начнется, когда я умру!..

Если стану я сосною на большом лугу —

Будут белки кувыркаться подо мною в снегу,
Буду слушать пенье птиц, подставляя им лоб,
А из белой древесины выйдет праздничный гроб…

– Если он родится деревом на вольном ветру, то-то будет работенки моему топору, – довольно громко пробурчал Ши, удостоившись укоризненного взгляда Конана.

– У человека горе, между прочим, – сказал киммериец. – А мы глумимся. Вот в наших краях есть легенда про скальда, чью возлюбленную убил ревнивый муж. Двенадцать дней провел безутешный бард на ее могиле, сочиняя скелы, одна печальнее другой…

– …И путники с тех пор обходят стороной то место, называя его Ущельем Воющих Скал, – в тон ему закончил Ши.

Конан сплюнул и потянулся за новым кувшином.

…Ну а если стройным тисом окажусь я вдруг,
Из ветвей моих точеных выйдет гибкий лук,
И прекраснейшая плаха выйдет из ствола,
И хорошая оглобля для боков вола…

– Ученые мужи составили описания трехсот сорока восьми разновидностей деревьев, произрастающих на просторах Закатных и Восходных земель, – ясным голосом поведал Хисс, стеклянно уставясь перед собой. – Он как, собирается спеть обо всех?!

К счастью для присутствующих, Альс ограничился несколькими куплетами, всякий раз находя убедительные доказательства тому, что растительная жизнь гораздо лучше человеческой, и завершил песню выводом:

Хорошо родиться деревом врагам назло,
Жизнь окончить в виде дров и подарить тепло,
Жизнь людская бесполезна, мне она не по нутру —
Я хочу стать просто деревом, когда умру!..

– Еще пару дней такого завывания, и я тоже захочу стать деревом, – пробормотал Ши. – Слушайте, надо срочно что-то делать! Он так допоется до того, что свихнется прямо у нас на глазах!

…У дома моего безумья круглые ступени
И неоправданно высокий потолок.
Я прихожу туда не сразу, постепенно,
Перебираясь через вытертый порог.
У моего безумья легкие шаги,
Она подходит невесомо, как танцует,
И встав на цыпочки, в глаза меня целует,
И я уже не вижу более ни зги.
И я иду туда, где ты…

– с готовностью подтвердил Аластор, неведомо как за общим шумом расслышав слова Ши. Воришка только руками развел:

– Видите? Вот оно, начинается.

* * *

…Может, при ином сочетании звезд события покатились бы по другой колее, и многое из того, что случилось впоследствии, не произошло. Людям редко удается понять, отчего их жизнь складывается именно так, как она сложилась, и какие крохотные мелочи порой разрушают самые тщательно составленные планы.

Возможно, будь у Аластора более скверное настроение или пой он чуть потише, горбившийся в дальнем углу человек остался бы сидеть на своем месте. И, не отлучись Ильха Нираель по неотложной надобности, история мира развивалась бы совсем в ином направлении.

Но Ильхи не оказалось рядом, ее загадочный подопечный невозбранно встал, пересек таверну, присел на скамью напротив Аластора и нерешительным жестом попросил: «Дай сыграть».