Глаз разума

Прочитав о том, как Уитстон исследовал стереоскопические эффекты, увеличивая или уменьшая разницу между двумя изображениями, я тоже начал экспериментировать похожим образом. Я начал делать снимки, увеличивая расстояние между положениями камеры, а потом сделал гиперстереоскоп, использовав для этого картонную трубу длиной около ярда с четырьмя маленькими зеркалами. Таким образом, я мог, по желанию, превращаться в существо с расстоянием между глазами около одного ярда. С помощью гиперстереоскопа я мог снимать весьма удаленные объекты, – например, собор Святого Павла, который при обычном рассматривании представлялся плоским полукругом на фоне горизонта, но при взгляде через мое приспособление представал передо мной во всем своем объемном великолепии. Экспериментировал я и с «псевдоскопом», меняя местами полученные изображения и добиваясь прямо противоположного эффекта. Отдаленные объекты казались ближе, чем расположенные перед ними, лица превращались в плоские маски. Это, конечно, противоречило здравому смыслу – порой изображения казались то выпуклыми, то вогнутыми. Мозг изо всех сил старался примирить две противоречащие друг другу картинки48.

После Второй мировой войны стали популярными новые технологии и виды стереоскопии. Например, «Вью-мастер» – маленький пластмассовый стереоскоп, в котором катушка со слайдами прокручивалась нажатием рычажка. Именно тогда я влюбился в далекую Америку, отчасти благодаря «Вью-мастеру» и диафильмам с величественными ландшафтами американского Запада и Юго-Запада.

Стоит также вспомнить «Поляроид-Вектограф», в котором изображения располагались под прямым углом друг к другу и их надо было рассматривать через специальные очки фирмы «Поляроид». Линзы преломляли свет под прямым углом так, чтобы каждый глаз мог видеть только одно из двух изображений. По сравнению с допотопными красно-зелеными парами фотоотпечатков «Вектограф» обеспечивал несравненно лучшую цветопередачу, что делало аппарат чрезвычайно привлекательным.

Чуть позже появились объемные стереограммы, в которых два изображения печатались на чередующихся узких вертикальных полосках, разделенных ребристым прозрачным пластиком. Их рассматривание не требовало специальных очков. Впервые я увидел такие стереограммы в лондонском метро – это была реклама бюстгальтеров фирмы «Мэйденформ». Я написал на фирму письмо с просьбой прислать мне один образчик такой рекламы. Мне не ответили, решив, видимо, что имеют дело с сексуально озабоченным подростком, а не с маньяком, коллекционирующим стереоскопические приборы и изображения.

Наконец, в начале пятидесятых, появились трехмерные кинофильмы (например, фильм ужасов «Музей восковых фигур мадам Тюссо»), которые приходилось смотреть в специальных красно-зеленых очках или в очках фирмы «Поляроид». В кинематографическом отношении эти фильмы никуда не годились, хотя некоторые (например, «Ад») были великолепно сняты и эксплуатировали стереоскопические эффекты очень деликатно и ненавязчиво.

На протяжении жизни мне удалось собрать большую коллекцию стереоскопов, стереограмм и книг о стереоскопии. Я сделался активным членом Нью-Йоркского стереоскопического общества и на его собраниях встречался с такими же фанатами, как я сам. Мы подписывались на специализированные журналы, а некоторые из нас участвовали в конференциях. Наиболее рьяные покупали стереоскопические фотоаппараты и ездили на «стереоскопические уик-энды». Большинство людей просто не догадываются, какие радости жизни и наслаждения добавляет стереоскопия. Многие просто не видят большой разницы в восприятии внешнего мира, смотрят они одним глазом или двумя, но мы, маньяки стереоскопии, остро воспринимаем неповторимую потерю, когда мир теряет пространственную глубину и становится плоским, как игральная карта. Возможно, мы обладаем более обостренным чувством стереоскопии и стремимся жить в более объемном мире. Возможно, мы больше чувствуем его прелесть, как, например, люди, обладающие обостренным восприятием цвета или формы. Мы стремимся понять, как работает стереоскопия. Эта проблема не так уж и тривиальна, ибо если нам удастся понять, что такое стереоскопия, то мы поймем не только простую и блистательную стратегему мозга, но и нечто очень важное о природе зрительного восприятия и даже о самом сознании как таковом.

Надо потерять один глаз на достаточно продолжительный срок, чтобы понять, как меняется жизнь в его отсутствие. Пол Романо, шестидесятивосьмилетний пенсионер, бывший детский офтальмолог, рассказал свою историю в книге «Бинокулярное зрение и страбизм». У него произошло массивное кровоизлияние в глаз, что стало причиной почти полной потери этим глазом зрения. Прожив всего один день с монокулярным зрением, Романо записал: «Я вижу предметы, но часто не могу их узнать – я утратил память о местонахождении вещей. Мой кабинет кажется мне сейчас беспорядочно заваленным разными предметами. Теперь, когда мой мир стал двухмерным, я часто не могу сообразить, где что находится».