Глаз тигра

Проработав около пятнадцати минут, я наткнулся на угол ящика, похожего на те, что мы уже очистили. Хотя дерево уже давно стало пористым, как пробка, пазы были укреплены железными обручами и гвоздями. Нам пришлось как следует потрудиться, прежде чем я выломал планку. Следующая планка поднялась с меньшими усилиями, и я ощупал содержимое. Внутри оказалась прокладка из полусгнивших и спутанных растительных волокон.

Я вытащил большую их часть, едва не засорив отверстие шланга, но потом эта масса пошла вверх к вельботу. Я почти потерял интерес к этому ящику и уже было собрался работать в другом месте, но Шерри знаками показывала свое неодобрение – она качала головой, стучала мне по плечу, отказывалась направлять свет фонаря в любую другую сторону, кроме этой непривлекательной массы гнилья. Позже я спросил ее, почему она так настаивала, но она лишь моргнула и серьезно произнесла: «Женское чутье, милый. Тебе не понять». Поддавшись на ее уговоры, я снова занялся ящиком. На этот раз я снимал более тонкие слои массы, чтобы не засорить шланг.

Я снял уже около шести дюймов грязи, когда, наконец, в глубине своих раскопок заметил металлический блеск, сразу ощутил прилив уверенности и в бешенном нетерпении выломал следующую планку. Отверстие увеличилось, и мне стало легче работать.

Медленно, слой за слоем, я снимал слежавшееся волокно. Я понял, что это была солома, в которую первоначально был обернут груз. Он проступал постепенно, как картина сна.

Первый слабый блеск превратился в золотое сияние чудесно обработанного металла. Я почувствовал, как Шерри впилась мне в плечо и прильнула ко мне сзади.

Показались нос и рот, искривленный в диком оскале, обнажившем золотые клыки и выгнутый язык, затем мощный лоб, шириной в мои плечи, и плотно прижатые к черепу уши. И посередине широкого лба была единственная пустая глазница, отчего зверь выглядел трагично – незрячим, словно изуродованное божество.

Меня объяло почти религиозное благоговение. Я вглядывался в эту громадную, мастерски исполненную голову тигра, что предстала пред нами. У меня по спине промелькнуло что-то скользкое и холодное, и я непроизвольно обернулся, окидывая испуганным взглядом гнетущий мрак трюма. Я был готов к встрече с притаившимися духами Могольских принцев, стерегущих сокровища.

Шерри снова сжала мне плечо, и я переключил внимание на золотого идола. Но чувство страха было так велико, что мне пришлось силой заставить себя возобновить удаление упаковки. Я работал очень осторожно, осознавая, что даже малейшая царапина или повреждение могут существенно снизить ценность и красоту статуи.

Когда наше рабочее время истекло, мы отплыли в сторону, чтобы взглянуть на обнажившиеся плечи и голову. Луч фонаря горел на золотой поверхности стрелами яркого света, отчего трюм казался чем-то вроде святилища. Затем мы повернулись, оставив сокровища в тиши и мраке, а сами начали подъем навстречу свету солнца.

Чабби тотчас догадался, что произошло нечто значительное, но не проронил ни слова, пока мы не взобрались на вельбот и молча сбросили акваланги. Я зажег сигару, сделал глубокую затяжку и даже не стал стряхивать струи морской воды, стекавшие с моих мокрых волос по щекам. Чабби выжидающе наблюдал за мной, а Шерри уединилась в сторонке, погруженная в свои собственные мысли.

– Нашли? – наконец не выдержал Чабби, и я кивнул.

– Да, Чабби, все там, – я удивился, услышав свой голос, такой хриплый и неуверенный.

Анджело еще не уловил нашего настроения и оторвал взгляд от снаряжения, которое он в тот момент складывал. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но постепенно и до него дошло наше напряжение. Мы все замолкли, не в силах говорить. Я не ожидал, что все произойдет вот так и посмотрел на Шерри. Она, наконец, взглянула на меня в ответ, но ее взгляд был полон тайных мыслей.

– Вернемся домой, Харри, – сказала она, и я кивнул Чабби. Он привязал к шлангу буек и бросил его за борт, чтобы воспользоваться им на следующий день. Затем он завел мотор и развернулся, чтобы войти в проход. Шерри встала, пробралась ко мне и села рядом. Я обнял ее за плечо. Мы оба молчали, пока вельбот не уткнулся мягко носом в белый песок пляжа.

На закате мы с Шерри вскарабкались на пик воле лагеря и сидели там, прижавшись друг к другу, глядя на риф. Мы наблюдали, как солнечный свет бледнел над морем, и омут в Пушечном Рифе погружался в темноту.

– У меня какое-то чувство вины, – прошептала Шерри. – Будто мы совершаем страшное святотатство.

– Да, – согласился я. – Я понимаю, что ты хочешь сказать.

– Эта вещь – она как будто живет своей собственной жизнью. Странно, что мы прежде всего открыли голову, а не какую-то другую часть. Она как-то внезапно со злом взглянула на нас. Шерри содрогнулась и немного помолчала.

– И в то же время, это открытие дало мне удовлетворение, спокойное чувство. Я не знаю, как мне это выразить словами – мои чувства так противоречивы, но не отделимы друг от друга.

– Я понимаю, со мной происходило то же самое.

– А что нам теперь делать, Харри, что делать нам с этим фантастическим зверем?