Глаз тигра. Не буди дьявола

– Шли на горку Джек и Джилл —
По делу, не иначе,
Джек спустился победней,
А Джилли побогаче…

Она пару секунд смотрела на меня как на умалишенного с пеной у рта, а потом засмеялась, но в хохоте ее явственно проступала безумно-истерическая нотка.

– Ох, дурак! – всхлипывала она, и по щекам ее струились слезы, а слипшиеся от воды и песка локоны обрамляли лицо упитанными черными змейками.

Когда Анджело нагнал нас, ему показалось, что Шерри рыдает, поэтому он нежно помог ей встать и пройти последние несколько сотен ярдов до пещеры, а мне пришлось в одиночку вскидывать мотор на многострадальную спину, а потом тащиться следом за ними.

Наша пещера удачно расположилась с подветренной стороны: должно быть, старые рыбаки выбрали место с оглядкой на циклоны. Я отвязал от ствола пальмы брезентовое полотно, занавесил вход, прижал нижний край камнями, и у нас получилось сумрачное убежище, в которое мы и заползли, словно двое раненых зверей.

Мотор я оставил в пещере у Чабби. В тот момент мне казалось, что если я никогда больше не увижу этого мотора, то нисколько по нему не заскучаю, но я знал, что Чабби будет ухаживать за ним, как мать за больным младенцем, и, когда циклон уйдет, «эвинруд» снова будет готов к выходу в море.

Теперь, когда брезент закрывал пещеру от ветра и посторонних глаз, мы с Шерри могли снять одежду и почиститься от соли и песка. На это дело мы израсходовали целый тазик драгоценной пресной воды: сперва Шерри встала в него, и я омыл ее губкой, а потом мы поменялись местами.

После битвы с мотором я весь состоял из порезов и ушибов; и хотя аптечка моя покоилась на дне морском, в сумке я нашел бутыль меркурохрома, а Шерри весьма убедительно изобразила Флоренс Найтингейл[12], смазывая мои раны ваткой с антисептиком, нашептывая соболезнования и издавая сочувственные звуки.

Я люблю, когда со мною носятся, поэтому стоял как под гипнозом и по команде поднимал то руку, то ногу. Но вскоре понял, что мисс Норт занимается моими увечьями без надлежащей серьезности, когда она, издав восторженный возглас, мазнула алым меркурохромом самую чувствительную мою оконечность и фыркнула:

– Смотри-ка! Рудольф, красноносый северный олень!

– Э, оно не отмывается! – возмутился я, очнувшись от гипноза.

– Отлично! – воскликнула она. – Теперь не бойся потеряться в толпе, я все равно тебя найду.

Возмущенный столь непристойным легкомыслием, я собрал достоинство в кулак и ушел за сухими штанами, а Шерри разлеглась на матрасе и смотрела, как я копаюсь в сумке.

– Это надолго? – спросила она.

– Пять дней, – сказал я, вслушиваясь в неутихающий гул ветра.

– Откуда знаешь?

– Оттуда, что этот циклон всегда длится пять дней, – объяснил я и натянул шорты.

– Ну что ж… Будет время получше узнать друг друга.

Пленники циклона, заключенные в тесной пещере… Прямо скажем, непривычные ощущения.

Любое путешествие за брезентовую завесу – по зову природы или чтобы проверить, как дела у Анджело и Чабби, – было полно опасностей и неудобств. Хотя за первые двенадцать часов с пальм сорвало почти все плоды, а слабые деревья повалило ветром, время от времени раздавался очередной грохот, после которого щепки и пальмовые листья носились по ветру с достаточной скоростью, чтобы выбить глаз или нанести другие неприятные увечья.

Чабби и Анджело потихоньку перебирали моторы, отчищая их от морской соли. Им хотя бы было чем заняться.

В нашей же пещере, когда сгладился эффект новизны, начался какой-то непонятный кризис воли: по всей видимости, в отношениях между мною и Шерри наступил переломный момент.

Я никогда не притворялся, что хорошо понимаю ее, ведь многие вопросы оставались без ответа, многие темы оказались запретными, и нас разделяли барьеры приватности, вход за которые был мне заказан. До сих пор Шерри ни разу не заикнулась о своих чувствах и не предложила обсудить наше будущее, а это странно, ведь все знакомые мне женщины ожидали – нет, даже требовали – признаний в пылкой любви. Я чувствовал, что подвешенное состояние действует на нервы не только мне, но и Шерри: в ней шла внутренняя борьба, и она действовала на ее психику самым отрицательным образом.

Мы не разговаривали на эту тему, потому что я принял негласный уговор не обсуждать наши отношения, но чувствовал себя, как зверь в клетке, поскольку в любви я склонен к красноречию: если я до сих пор не уговорил ни одну птичку спуститься с дерева, то лишь потому, что в этом не было необходимости. Хотя без разговоров о чувствах я страдал не так уж сильно, больше всего меня беспокоила туманность нашего будущего.

Мне казалось, что Шерри считает наши отношения мимолетными, как закат солнца. С другой стороны, я понимал, что это не так, ведь в теплые моменты, временами сменявшие периоды холода и отчуждения, я не испытывал ни малейших сомнений в ее чувствах.