Глаз тигра

— Да, сейчас твой карабин был бы для нас кстати, — с грустью произнес Чабби. Я промолчал, в душе соглашаясь с ним.

Приближающийся прилив сглаживал обычные водовороты при входе в южный проток Дузы, и я шел в темноте наугад. Глинистые берега по обеим сторонам реки были утыканы прутьями рыбных ловушек — их обычно ставили местные племена, промышляющие рыбной ловлей — и это служило отличным ориентиром в устье реки. Когда я убедился, что мы вошли в нужный нам проток, я заглушил оба мотора, и мы в тишине дрейфовали вместе с приливом, с напряжением вслушиваясь, не раздается ли в темноте звук мотора патрульного судна. Но в ночи лишь изредка раздавался крик цапли или плеск вынырнувшей на мелководье рыбы. Молчаливые, как призраки, мы плыли вверх по протоку.

С обеих сторон к нам подступали темные мангровые заросли, наполняя влажный воздух удушливым запахом гниения и болота. На неровной поверхности протока плясал отраженный свет звезд, и однажды длинное узкое выдолбленное каноэ проскользнуло мимо нас, подобно плывущему крокодилу, поблескивая в воде веслами — видимо, рыбаки возвращались домой. Они на минуту остановились, чтобы рассмотреть нас, а затем, даже не поприветствовав, быстро скрылись во мгле.

— Что-то мне это не нравится.

— Мы будем пить пиво у «Лорда Нельсона» прежде, чем они успеют доложить кому следует, — я знал что большинство рыбаков на побережье хранили свои секреты и не любили бросаться словами. Поэтому появление каноэ не беспокоило меня.

Посмотрев вперед, я заметил первую излучину, и течение стало подталкивать «Балерину» к дальнему берегу. Я нажал на стартер, и мотор вновь негромко заурчал. Мы пробирались вверх по извилистому протоку, пока, наконец, не достигли широкой, спокойной реки, где кончились мангровые заросли, а с обеих сторон поднимались невысокие крепкие берега. Примерно в миле впереди я разглядел устье впадающей Сальсы как темный пролом в береговой линии, опущенной стройными высокими камышами. Наверху горел двумя неяркими желтыми огнями — один над другим — условный сигнал.

— Что я тебе говорил, Чабби, это просто прогулка за молоком!

— Мы еще не дома, — возразил Чабби, вечный оптимист.

— О'кей, Анджело, иди к якорям. Я скажу тебе, где их надо бросить.

Мы медленно ползли по потоку, и у меня в голове вертелись строчки из детских стишков. Я не мог от них отделаться, даже когда оставил управление и достал из отсека ручной фонарь. Три, четыре — взяли гири! Пять, шесть — бревна есть!

Я на минуту задумался о сотнях серых исполинов, которым было суждено погибнуть из-за бивней, и почувствовал, как щемящее чувство вины щекоткой пробежало у меня по позвоночнику: я был причастен к этой бойне. Но мне удалось отогнать эти мысли и поднять фонарь, направив луч ответного сигнала на горящие на берегу огни. Я сделал три вспышки, как было условленно и поравнялся с береговыми огнями раньше, чем резко погас нижний из них.

— О'кей, Анджело, пусть судно подойдет ближе, — сказал я и выключил моторы. Якорь упал в воду, и тишину нарушило резкое громыхание цепи. «Балерина» сделала рывок вперед, затем назад, цепь натянулась, а судно развернулось вдоль протока.

Чабби пошел принести сети для подъема груза, а я остался у перил, с тревогой вглядываясь в свет сигнального фонаря. Ничто не нарушало тишину, кроме трескучего пения лягушек в болотистых камышовых зарослях вдоль берегов Сальсы. В этой тишине я скорее почувствовал, чем расслышал биение сердце гиганта. Пожалуй, оно проникло в меня сквозь ступни ног, а не через барабанные перепонки. Не было сомнения, что это было биение морского дизельного мотора «Алисон». Я знал, что старые, со времен второй мировой войны моторы «Роллс-Ройс» были сняты со спасательных судов и заменены на «Алисон». И теперь звук, который я уловил, несомненно был ленивой нотой «Алисон».

— Анджело, — я старался говорить как можно тише, но с тревогой в голосе. — Отстегни якорную цепь. Ради бога, поскорей.

На случай аварии якорная цепь крепилась болтом, и я, благодаря Всевышнему, поспешил на мостик.

Заводя мотор, я услышал, как Анджело тяжелым молотом вышиб болт. Он сделал удара три, и конец цепи с шумом полетел за борт.

— Она свободна, Харри, — крикнул Анджело, и я включил ход «Балерины» на полную мощность. Она сердито заворчала, от лопастей вверх полетела белая пена, и «Балерина» рванулась вперед.

Хотя мы двигались вниз по течению, навстречу нам со скоростью в пять узлов шел прилив, «Балерина» прыгала и не слушалась.

Даже сквозь шум наших собственных моторов до меня доносилось ворчание «Алисон», и вскоре из поросшего камышами устья Сальсы показался длинный угрожающий силуэт. В свете звезд я узнал судно — изящный корпус, красивый изгиб линий, резко очерченная корма — одна из спасательных лодок Королевского флота, что провела лучшие свои годы в Проливе и теперь доживала последние дни в прибрежных малярийных водах.