Глаз в пустыне

Андрей Мельников Глаз в пустыне

Удав

скользя, словно спрессованные джунгли,

с таинст-венным орнаментом на теле,

тяжелым влажным холодом довлея,

удав ползет, расплющивая щуплые коренья,

в неуто-мимом поиске приговоренной жертвы…

пара-лизованная черным жарким ш-оком, с пре-ры-

в-истым ды-

ханьем,

в сонном гипнозе она сначала не заметит, как кольца

пр-ужин-ной сталью станут сдавливать, лелея

ее – добычу чутко, чувственно, в томительном экстазе.

Теснее, все теснее

исступленные тиски этих объятий…

тиснение любви

на стянутом в спираль литом атласном теле…

разд-военный, словно в мучительном сомненьи

язык… и хладнок-ровный блеск

остекленевших глаз…

Черепаха

Перо

уродлив иероглиф

крика

на белом фоне тишины…

вышагивают в ритме

тика,

тараща стрелки тупо,

дико,

настенные часы –

едва слышны,

овальным контуром

дыханье

вибрирует меж ребер –

до поры,

перо прожорливой пираньей

набросилось и ранит,

ранит,

вонзая зубы грань за гранью

в разложенные на столе листы…

Автопортрет

Магнит

Монолог тишины

Лобная плаха сцены.

Темный пустой зал.

В полном одиночестве

слушаю

страстный монолог

тишины…

До каких же пор…

шелушится шепот с обветренных губ…

в каньонах трещинок покалывает эхо…

остается одна лишь помеха –

опять, опять улыбка

эмбрионом смеха

в ответ змеится, тельце изогнув…

послушай, до каких же пор

под твоим горячим дыханием ночью

мои слова, словно икринки многоточий,

будут обугливаться, усыхать…

короче –

послушай, до каких же пор…

Посвящение Василиску Гнедову

В. Г.

Богомол

Задира ветер

шершавый язык

октября

слизал с лесов последнюю листву…

в воз-душных замках б-родит при-зрак

солнца…

на цып-очки привстал задира –

ветер…

сердце це-пе-не-ет…

Бук-во-куб

Течение ручья

точеное течение журчащего ручья…

среди дремучей чащи замерзающего леса…

по лону русла – от поверхности до дна –

достойно, плавно, томно, посте-пенно…

все мед-ленней, ленивее пульсирует вода…

ручей… ручей ли? Сонная артерия?

Под тонкой ломкой коркой льда –

конвульсия кристаллов… лейкемия… келья…

тисками оковы покоя. Покорность насквозь.

Узкий каркас тоски. Скользкий лоск.

Как камень глоток. Звук как кость.

Льдинок осколки. Поземка. Воск.

Паутина

Лебеди отражений

по небу

перекатывались глыбы облаков,

иногда

по-

падая в воздушные

ямы…

в поте лица

ветер трудился подобно Сизифу,

лебеди отражений

легко скользили по водной глади…

Крот

Воздух и Земля

холодной мраморной

плитою

впечатан

Воздух

в пуховик Земли…

Алфавит Мельникова

Волк

хлопья снега,

словно лунные стружки…

серебристая шкура земли…

и держа друг друга на мушке,

дальше, дальше уходят следы…

добежав до центра опушки,

волк завоет, оскалив клыки,

увидав над сосновой верхушкой

тощий месяц вместо

луны…

Обри Бердслей

Пламя

тихой посту-пью, на цыпочках,

лег-ко

крала-сь ночь по воз-духу над го-родом,

день выда-вливая,

словно из окна с-текло,

сонную Неву брала за горло…

время между пальцев вытекало

в черную дыру,

в венах стыла кровь

и столбенела,

из последних сил я зажигал свечу,

пламя слизывало мглу

и пело!

Воздушный шарик

Карпаты

витийствуй осень,

по тротуарам листьями шурша,

я слушаю твой голос

чуть дыша,

под декадентский стук сорвавшихся

откуда-то с небес

каштанов,

над Ужгородом мягко серебрится

небо,

коленопреклоненные Карпаты

ждут приказа,

готовые

подняться во весь рост

и броситься исполнить все,

что скажешь…

но я молчу, прекрасно понимая –

куда им, дряхлым… подвиги

вершить…

Слепая кобыла

черной прорвой варево ночи…

клочья клокочущей пены

по низкому небу…

гулкий чугунный котел

полон

клекотом ангелов

в кованой клети…

четкие контуры улиц раз-

мазаны

липкой смолой по глазному

дну…

ветер ведет к Финскому стойлу

словно слепую кобылу

Неву…

Готика

Привидения

обгл-ода-нный ске-лет

досужих сновидений

на скомканной подушке оставлен –

недвижим,

невидимых пружин

тоталитарный гений

готовит новый день –

кружит, кружит, кружит…

за окнами рассвет,

останки привидений

похожи на туман, клубятся –

тяжелы,

в предчувствии живых

исполнены томлений,

застыли на посту.

Нагие нервы

в приземистом осеннем

небе

натянуты канаты

туч –

в агонии нагие

нервы…

блуждающий блаженно

луч

ленивого слепого

солнца

во влажной вянущей

траве

вдруг замер,

словно вспомнил

о голой и глухонемой

зиме…

Вода и камень

Львов

в лихом горниле узких улиц

ревет плавильня львиной гривы,

рык ветра, эхом –

цокот кузниц

переплелись с листвой гневливо…

костлявые костелы

гремят колоколами,

так, что, наверное, сам Бог

оглох,

фасад передо мной

ощерился углами,

я встать в один из них

уже, по-моему,

готов!

Кафедральный собор в Ужгороде

безмолвие

владеющего нами…

иконы,

источающие свет…

молитвенные шепотки

шагов…

суровые готические

своды…

высокое кипение

покоя…

выходишь – робко

ропщет

дождь…

Снега, снега, снега

хрустят

уста –

цикады,

леденцы

под

сладострастным

натиском

мороза,

снега,

снега,

снега

лежат

в моих глазах –

ждут

оттепели…

чтобы

превратиться

в слезы?

Пиявка

Не прочесть

мороз такой,

что слово замерзает на лету

и

падает

с

о

с

у

л

ь

к

о

й

безответной – вдрызг