– Значит, плох? – заключил баритон. – Так я и думал. Не берег себя Георгий Леонтьевич, не берег, о здоровье совершенно не думал. Вот так все мы, суетимся, цепляемся за ерунду, гонимся за призраками, а потом приходит срок, и… Большая будет потеря!
Валерий Николаевич дипломатично промолчал, понимая: отвечать не нужно, этого от него сейчас просто не требуется. Достаточно слушать.
– Но ты старайся! – резко изменив тон, велел невидимый собеседник, и врач отчеканил:
– Сделаем все возможное.
– Да, ты уж, голубчик, сделай, – смягчился баритон и неожиданно спросил: – Небось засиделся уже в майорах?
– Есть маленько, – подобострастно ответил Никишин.
– Ничего, у нас всегда ценили хороших специалистов!
В трубке запикали короткие гудки, и врач положил ее.
Нет, это не разъединили на линии – просто у звонившего ему человека такие привычки: он никогда не здоровался и не прощался, считая это излишней честью для тех, кто стоял на служебной лестнице ниже его, и резко прекращал разговор, сказав все, что хотел. А тот, с кем он говорил, был обязан безошибочно понять все намеки и недомолвки и выполнить не высказанные до конца пожелания, как самый строгий приказ. Никишина как раз за это и ценили – он умел понимать и старался выполнить.
Не оставив времени перекурить и поразмыслить после разговора с высоким руководством, затрещал аппарат внутренней связи, и Валерий Николаевич подумал: наверное, звонят сообщить о поступлении нового больного – того самого подполковника Серова. Снимая трубку, он выглянул во двор – от стеклянных дверей приемного покоя медленно отъезжала «скорая»…
Спустившись вниз, Валерий Николаевич прошел застекленным коридором-переходом и очутился в приемном отделении. Да, он верно предположил, что привезли пострадавшего при взрыве подполковника – на топчане лежал серо-зеленый бронежилет, а на нем изрядно помятая каска, видимо, принявшая на себя удар либо балки, либо глыбы спрессованного цементом кирпича. Рядом, сваленная в кучу, валялась грязная одежда со следами крови – рубашка, брюки, еще что-то. Кровь – это уже хуже! В любом случае, раненый попадет к нему в отделение, и не только потому, что этого хотел человек с начальственным баритоном.
– Где больной? – спросил Никишин у сестры.
– Повезли на рентген, – ответила она. – Сейчас позвонят оттуда. Возьмете его к себе?
– Как он? – Валерий Николаевич взял со стола удостоверение и раскрыл его. Со стандартной фотографии на него чуть исподлобья взглянул симпатичный мужчина с широким подбородком, слегка прищуренными глазами и по-мальчишески непокорным вихром на макушке. Так вот он каков, подполковник Сергей Иванович Серов.
– На одежде кровь, он ранен? – Никишин обернулся к сестре. – Дежурный врач его уже осмотрел?
– Поверхностных повреждений или ранений не нашли. Скорее всего, кровь чужая. Водитель «скорой» говорил, там страх что творится! А больной без сознания.
– Понятно.
Делать тут явно больше нечего. Надо возвращаться в отделение и готовиться к приему Серова. Впрочем, свободные боксы всегда готовы. После рентгена подполковника наверняка поднимут в реанимацию, и дежурный врач будет сопровождать его, пока не сдаст с рук на руки.
Никишин закрыл удостоверение и положил его на край стола. Повернулся, чтобы уйти, и тут его взгляд упал на модные туфли раненого, небрежно брошенные под стул. Один полуботинок лежал на боку, будто специально показывая слегка стоптанный каблук и часть подошвы.
«Снашивает преимущественно по внешнему краю, – машинально отметил врач. – Кажется, где-то я читал, что именно так снашивают обувь люди, отличающиеся независимым характером, предприимчивостью и смелостью. То есть натуры деятельные и храбрые. Любопытно узнать, во что же этакое вляпалась эта деятельная натура? Хотя лучше никогда не знать подобных вещей, а жить по старому принципу: каждый кулик на своем болоте велик!»
В отделение Валерий Николаевич вернулся как раз перед тем, как привезли на каталке Серова, до горла укрытого простыней.
– Зачем закутали? – поморщился Никишин и откинул застиранную ткань.
Как он и ожидал, Сергей Иванович оказался мужчиной крепкого сложения, с хорошо развитыми мышцами и, надо полагать, высоким. Сейчас, когда он лежал на каталке, определить его истинный рост было трудно. С помощью медбрата и дежурной сестры раненого переложили на кровать, прилепили к широкой груди датчики и включили монитор – теперь хитрая японская машина проследит за пульсом, давлением и частотой дыхания подполковника, регистрируя каждое сердечное сокращение и передавая все на компьютер в ординаторской, а при малейшей опасности подаст сигнал тревоги.
– Что рентген? – начальник отделения пальцами осторожно приоткрыл правое веко больного и заглянул в зрачок.
– Обошелся без переломов, – ответил Кульков. Он сегодня дежурил в приемном покое. – Повезло мужичку, там, говорят, практически всех в лепешку, а вот он и еще один майор остались живы.