Глаза

Да-а, неплохо устроился Никифор, они ему завидовали.

Когда скрепя сердце они пойдут и скажут о том, что обнаружили в той пещере на элеваторе, — в милиции сразу всполошатся и срочно отправят с ними двух оперативников. Молодцы в погонах резво заспешат, словно на пожар. А так ведь никого не дозовешься: недавно в соседнем бараке шпана избила до смерти инвалида, позарилась на его перламутровый аккордеон. Напрасно всполошенные женщины бегали в отделение. От них лишь отмахивались: «У вас там вечно черт-те что творится!» А тут по волшебному слову бегом понеслись. Ребята еле поспевали за ними, будто не они мильтонов вели, а наоборот. У элеватора друзья только укажут путь дальше и спрячутся в соседнем переулке.

…Никифор не всегда бывал разговорчивым. Умолкал иногда, не отвечал. Впадал в задумчивость, и там среди своих мыслей изредка улыбался чему-то и тихо курил свой «Беломор».

— На «Герцеговину Флор» не хватает, — подмигивал он.

Ребята — да и вся страна — знали эту, любимую Сталиным, марку табака.

Встречали ребята Никифора не только на элеваторе, но и случайно в других местах. Как-то столкнулись с ним утром на пляже за Чернавским мостом. Он загорал на песочке в одиночестве — странно, в будний день, — а у них-то были каникулы. Они, как всегда, постеснялись спросить, почему он не на работе. А кстати, на какой? И где?.. А может, он в отпуске. Или сутки где-то отдежурил, теперь двое суток отдыхает. Нет, неудобно спрашивать, да и не к чему. Они не старые бабки и не детский киножурнал «Хочу все знать».

Ребята с Никифором наблюдали, как пожилой рыболов, заякорившись на плоскодонке на быстряке, таскал в проводку увесистых подлещиков, которых местные называли «лупачами». На быстряке, по-местному — «собачке», закручивалась воронками вода и бойко несла их длинной чередой по течению. Когда Витька вырастет и поседеет, он узнает, что тогдашний «лупач» не что иное как редкий сейчас знаменитый «рыбец». И их запросто ловили раньше штук по двадцать за утро, когда они заходили в их речку с Дона.

— Вон тот пенсионер, — показал Никифор на рыболова, — особенный, выдающийся человек. Недавно был санитарным врачом Ворошиловского района. — Он усмехнулся и восхищенно покрутил головой: — Ну, давал хапугам прикурить!..

И рассказал им примечательную историю. Однажды начальник рыбной базы попросил этого санврача списать две бочки якобы испорченной паюсной икры. Тот проверил: и правда пахнет — брр! Но на самом-то деле икра была гнилой только сверху. Санврач — мужик дошлый, сразу догадался, проверять не стал. И знаете, что учудил? Подмахнул акт списания и приказал прямо при нем сжечь обе бочки на пустыре. Представляете, какая была рожа у начальника базы, когда их облили керосином и подожгли!

Никифор захохотал, и ребята тоже засмеялись.

— А почему врач того начальника не разоблачил? — придирчиво сказал Юрка. — Тогда бы ворюга в тюрьму сел и хорошая икра сохранилась.

— Во-во! — вконец развеселился Никифор. — Другого бы жулика назначили, а икру все равно бы увели. Много способов!

— Ну и чего ж тогда врач добился? — усмехнулся Витька, поддержав Юрку.

— А того. Пусть знают, что не все вокруг говнюки. Глядишь, и впредь меньше мухлевать будут, поймут вдруг, что не перевелись еще честные люди! — Тут Никифор уныло вздохнул. — Но… недолго музыка играла. Вскоре и турнули санврача на пенсию. Неспроста. Думаете, у такого жулья покровителей нет?

— А врач что, не знал о покровителях?

— Наверняка знал. Зато хоть покуражился, полюбовался на огонь под икорными бочками. Красиво, — мечтательно произнес Никифор.

— Красиво, — согласились ребята.

— Икра под водку хороша, — неожиданно причмокнул Никифор. — А вы знаете, какая любимая песня у немецких военнопленных? Они здесь на каменоломне за городом работают и хором поют: «Водка, водка! Сэренький козлик!»

И смеющимся ребятам приятно было почувствовать свое превосходство над глупыми немцами, безалаберно переиначившими простое русское: «Вот как, вот как!»

Здесь же, на берегу, на Витьку с Юркой вскоре напала береговая недозрелая шпана. Местным не понравилось, что те заметили, как они обчищают одежду купавшихся. К счастью, вездесущий Никифор возник вовремя. Безошибочно определив курившего в сторонке взрослого вожака, он так саданул его в челюсть, что тот неделю по пляжу зубы собирал. «Песочек просеивал», — как говорил остряк Юрка. Шпана с тех пор их не трогала и уважительно любопытничала, кто этот неожиданный защитник. «Старший братан», — небрежно бросил Витька. «Ведомо, не младший», — подхихикнули ему.

Друзья многое узнавали от Никифора. Почему вот в магазинах тогда полно было осетрины, икры и надоевших крабов? Да попросту Запад временно отказался закупать у нас после войны любые продукты, потому что в стране голодно. Ну и пришлось кинуть всю экспортную снедь на свой рынок.

Мало того, что Никифор был загадкой для Витьки с Юркой. Он отличался от других взрослых и тем, что никогда не ныл и ни на что не жаловался.