Глаза чужого мира. (Томск, 1991)

Шли дни, а ловушка Никоню, если таковая, конечно, существовала, так и не сработала. И Кугель поверил в то, что ее просто не существует. В течение всего этого времени он изучал книги и рукописи Мага, но результаты этого изучения были неутешительными. Некоторые книги были написаны на древних языках, нерасшифрованные рукописи терминологии арканов, в других описывались феномены, понять которые он был не в силах, в третьих содержались предостережения против такой грозной неминуемой опасности, что Кугель тут же захлопывал тяжелые книги и клал их на место.

Только одна или две рабочие записные книжки волшебника оказались достаточно простыми для его понимания. Он изучал их с большим прилежанием, зазубривая слог за слогом, буквально вбивая их себе в мозг, пока у него не начинала раскалываться голова. В конце концов ему удалось запомнить несколько самых простых заклинаний, часть которых он опробовал на Никоню, в особенности Заклинание Вечного Чесания Люгвиллера. Но постепенно Кугель разочаровывался все больше и больше, видя, что у него не достает того, что сам он называл внутренним даром. Законченные волшебники запоминали сразу три-четыре самых сложных заклинания, а Кугелю для того, чтобы запомнить даже самое простое, требовалось множество усилий. Однажды, применяя Пространственный Перенос атласной подушки, он перепутал последовательность слов, и его отшвырнуло в вестибюль вместо нужного ему предмета. Раздраженный усмешкой Никоню, Кугель отнес стеклянную трубку на улицу и прикрепил ее над входной дверью между двумя подставками, на которых он повесил лампы, освещавшие пространство перед домом в ночное время.

Прошел месяц, и Кугель почувствовал себя в доме Смеющегося Мага более уверенно. Крестьяне из ближайшей деревни приносили ему пищу, а Кугель взамен оказывал им те небольшие услуги, на которые был способен. В одном случае отец Дженс, девушки, которая приходила убирать спальную комнату, потерял ценную пряжку в глубокой цистерне и попросил Кугеля достать ее. Кугель с готовностью согласился и опустил трубку с Никоню в цистерну. Он держал ее там до тех пор, пока Никоню не указал, в каком месте была пряжка, которую Кугель потом достал с помощью крюка.

Этот эпизод подтолкнул Кугеля на мысль использовать Никоню и по другому назначению. На Азиномейской ярмарке как раз открылся аттракцион под названием “состязание уродцев”. Кугель отнес и выставил Никоню на всеобщее обозрение, и хоть Смеющийся Маг не получил приза, его гримасы невозможно было забыть, и по поводу их велось много разговоров.

На ярмарке Кугель столкнулся и с Фианостером, продавцом талисманов и магических мазей, который послал Кугеля в дом Никоню. Фианостер в немом изумлении переводил взгляд с Кугеля на стеклянную трубку с Никоню, которую Кугель отвозил обратно в дом на деревенской телеге.

— Кугель! Кугель Разумник! — окликнул Фианостер. — Значит, слухи оказались верными! Ты сейчас хозяин в доме Никоню и обладатель всех его редкостей и волшебных инструментов!

Сначала Кугель сделал вид, что не узнал Фианостера, но затем заговорил с ним самым холодным тоном, на какой только был способен.

— Совершенно верно, — сказал он. Как видишь, Никоню решил менее активно участвовать в мирских делах с некоторых пор. Тем не менее дом его полон ловушек и западней. Несколько самых ужасных зверей ходят в его саду по ночам, и я заклял каждый вход в дом Заклинанием Насильственного Избиения, от которого никому не поздоровится.

Фианостер, казалось, не заметил холодного тона Кугеля. Потирая свои пухлые руки, он спросил:

— Раз уж ты теперь оказался владельцем некоторых редкостей, не захочешь ли ты продать мне самые ненужные из них?

— У меня нет в этом ни нужды, ни особого желания, — ответил Кугель. — В сундуках Никоню хватит золота до тех пор, пока не погаснет солнце.

И оба человека, по привычке этого времени, посмотрели на небо.

Фианостер грациозно изогнул руку.

— В таком случае, я желаю тебе всего хорошего.

— И тебе того же.

Эти последние слова были обращены к Никоню, который в ответ только с ненавистью посмотрел на торговца.

Вернувшись в дом, Кугель отнес Никоню в вестибюль. Затем он пошел на крышу здания и стал смотреть оттуда на длинный ряд холмов, которые катились перед ним, как волны бескрайнего моря. Долго так стоял Кугель, оперевшись о парапет, и в сотый раз думал о неосторожности, которую допустил Никоню, и о том, что ему ни в коем случае нельзя впасть в какую-нибудь из подобных ошибок. Петом Кугель еще раз осмотрелся вокруг.