Глаза ее куклы

Я молчала. Силы иссякли все разом — даже руку не поднять. Вот она лежит на подлокотнике дивана, и я отчетливо вижу синие жилки и очертания тонких косточек. Словно это и не человеческая рука, а птичья лапка. Превратиться бы в птицу и улететь. Все равно куда.

— Извини. Хочешь, я их разобью?

Я не хотела, но он уже поднялся, бросил часы на пол и изо всех сил наступил на них. Послышался отвратительный хруст — как будто раздавили огромного жирного жука. Я вздрогнула от омерзения. Птицы едят жуков. Нет, не хочу быть птицей, хочу стать невидимкой.

— Ты на меня не сердишься?

Его тень лежала на мне, словно бетонная плита, придавливая меня к дивану, даже дышать было тяжело.

Я так устала, что сделала над собой усилие и ответила:

— Нет, просто мне надо побыть одной.

— Хорошо, — Ник осторожно, словно безнадежно больную, поцеловал меня в лоб. — Я пойду прогуляюсь. Только никуда не уходи, хорошо?

Пришлось кивнуть.

И тут же настало облегчение — тень медленно, словно нехотя, сползла с меня, а в легкие снова хлынул живительный кислород. Затем хлопнула дверь.

Я посмотрела на Гретхен и прочитала в ее глазах презрение. Слабая, сумасшедшая хозяйка! Только этого недоставало! Впрочем, о чем я — и разве хозяйка здесь я?

Подтянув к груди коленки, я опустила на них голову, устроившись в позе, которую обычно называют позой эмбриона.

Мир вокруг замер, свернулся в клубок, оплел меня тесным коконом.

Я больше не мучила себя вопросами, на которые все равно не найду ответа — просто дышала. Медленно, очень медленно.

Не знаю, сколько это продолжалось, я пришла в себя от звонка мобильного.

Он звонил и звонил, не переставая, — до гула в ушах, до тошноты, до головной боли.

Дотянувшись до него, я миг помедлила, но все же приняла вызов.

— Все нормально? — спросил Костя.

Похоже, это самый актуальный вопрос.

Я усмехнулась, но ответила:

— Да.

— Что-то еще случилось? — его голос стал напряженным.

— Нет, так, пустяки. Муж разбил часы.

Пашкин друг действовал на меня странно — я, сама не замечая, рассказывала ему то, что вовсе не собиралась.

— Зачем?

— Ну, я их зачем-то испортила. Залепила пластиком, — теперь это не вызывало у меня особых эмоций, они вообще притупились, угасли.

— Ты это сделала?

Хороший вопрос.

— А кто еще? — мои губы снова дрогнули в жалкой усмешке.

— То есть ты не уверена? — напористо уточнил Костя.

— Я теперь ни в чем не уверена.

— Понятно. — Он помолчал. — Я вообще-то за номером того журналиста. Ты нашла визитку?

— Нет.

— Не искала, — припечатал он. — Так давай, найди прямо сейчас.

— Сейчас? — мне и шевелиться-то не хотелось.

— Именно.

— Хорошо, я перезвоню, — палец уже завис над кнопкой отбоя.

— Я подожду на трубке. Ищи!

— Глупости, — хихикнула я. — Пока!

Но повесить трубку не успела.

— Ищи сейчас же, иначе я приеду к тебе и буду стоять у двери, пока не найдешь!

— Это угроза?! — Я едва верила собственным ушам.

— Воспринимай это как хочешь, мне на это в горошек! — парировал Костя. — Или ты сейчас найдешь и пришлешь мне фотографию визитки, или я выезжаю.

Я представила себе картину встречи Ника и Кости и долгие объяснения, оправдания. «Ничего не подумай, это друг моего бывшего молодого человека…» — жалко звучит, не правда ли?!

Пришлось подниматься и искать пластиковую карточку среди всяких бумаг. У меня обычно тут жуткий беспорядок, хотя сейчас… Сейчас мне показалось, будто бумаги лежат как-то не так. Словно их перебирали. Может быть, Ник? А что, он мой муж и имеет право… Нет, точно не Ник — он никогда не поступил бы подобным образом.

— Ну как? — Константин не собирался дать мне ни минуты покоя.

К счастью, визитка нашлась у самой стенки коробки.

— Пресса. Алексей Ветров. Независимый корреспондент, — прочитала я и, вспомнив, добавила: — Его зовут Ураган. Он сам так отрекомендовался. Тебе это точно нужно?

— Присылай.

Я сфотографировала карточку и кинула Пашкиному другу.

— Получил, — сухо ответил он. — И да, не вздумай рассказывать своему Николаусу или как его там.

— А то приедешь и будешь стоять под дверью?

Секунду в трубке висела тишина, а затем послышался смешок.

— Шутишь? А еще говорила, что сумасшедшая. Знаешь, что…

Тут я услышала, что в замке поворачиваются ключи.

— Потом, — бросила я в трубку, нажала отбой и сунула карточку в щель дивана.

Не то чтобы я не доверяла Нику — просто сейчас я все еще не была готова к разговору. Почему же я рассказываю все абсолютно чужому человеку и закрываюсь перед самым близким?

— Потому что ты ненормальная, — произнес решительно голос.

Я оглянулась. Гретхен усмехалась.

— Как ты? — в комнату уже заглядывал Ник, и я собралась, чтобы не выдать волнение.

— Прости, пожалуйста, — вернула я его слова. — Кажется, я опять слишком разнервничалась.

— Ничего! — Он победно улыбнулся. — Не переживай и помни, что я тебя люблю.

«Разве тебя могут любить? Смешно!» — услышала я в голове голос.

Посмотрев на Гретхен, я испугалась: ее лицо из насмешливого стало серьезным, почти угрожающим.

1933 год, март

— Ну что же, вы честный человек. Приятно иметь с вами дело.