После опасного приключения, Тузик не утратил своей страсти к путешествиям и, не задумываясь, прыгал в любую лодку, в которой начинал урчать мотор, твердо усвоив, что если его возьмут с собой, то и накормят обязательно. Наученный пинками хозяина, попав в лодку, Тузик вел себя безупречно: под ноги не лез, не скулил, не пакостил, оставаясь верным своей привычке — стоять на носу несущейся полным ходом моторки. Взявший в плавание Тузика, мог спокойно оставлять лодку на его попечение. Лишенный охотничьих инстинктов, Тузик не отвлекался, не тявкал на ворон и не гонялся за мышами и птичками. Если в одном месте собиралось сразу несколько лодок, пес сторожил только ту, на которой сам приехал и, хотя владельцы прочих были ему издавна знакомы, к охраняемой лодке этот «калиф на час» их уже не подпускал, отвергая любое угощение.
В грибной сезон популярность Тузика достигала апогея. Из-за чести иметь его гостем на борту моторки, между лодочниками возникало серьезное соперничество и споры, аргументами в которых нередко служили колбаса, котлеты или куриная ножка. Но к концу лета ажиотаж спадал, грибников на причале становилось все меньше и Тузику приходилось все Чаще скучать на берегу и довольствоваться жалкими подачками сторожей, которые и сами сыты бывали реже, чем пьяны.
Наконец, после затяжного ненастья, установилась та золотая пора, которая в народе зовется «бабьим летом». У меня и группы моих приятелей по лодочной станции совпали и отпуска, и интересы и, чтобы компенсировать ожидание хорошей погоды, мы собрались выехать на Пышму, где, по непроверенным слухам, неимоверно клевал окунь и брала на блесну щука.
Для водномоторника каждое плавание — событие. А накануне закрытия теплого сезона — вдвойне. Поэтому к сборам отнеслись тщательно. Надувные матрацы, спальные мешки, палатка, продукты, рыболовные снасти, посуда, транзистор — вот далеко не полный перечень принятого в лодку груза. А еще надо разместить топор, ведро, чайник, четыре канистры с бензином, инструменты, запасную теплую одежду, весла и массу всяких нужных мелочей, которые не упомнишь, как ни старайся. Вдобавок ко всему, мой напарник по лодке, Володя Романов притащил на веревке здоровенного, вдобавок молодого и бестолкового, гончего кобеля Бурьку. «Бурька поедет с нами, — заявил он безапелляционно, — его не с кем оставить». Делать нечего — стали размещаться. С трудом растолкав по лодке ворох вещей и пристроив Бурьку, начинаем пробовать и прогревать мотор. И тут, при первых же звуках взревевшего мотора, откуда-то из-за контейнеров выскочил Тузик, вихрем промчался по причалу и с разбега вскочил в лодку, едва не уронив гончего.
«Тебя нам только в тесноте не доставало, — рассердился Володя, и, несмотря на слабое сопротивление и жалобное повизгивание, выдворил пришельца на берег, — две собаки в одной «казанке» это излишество». И все на этом.
Чтобы пресечь дальнейшие проникновения незваного пассажира, мы попросту отчалили и взяли курс в низовья, к обожаемой Пышме. В километре ниже лодочной станции, за Фанерокомбинатом, на самом берегу стоял еще купеческой постройки магазинчик, в котором было удобно закупать хлеб, масло и прочую необходимую провизию. Намереваясь у него остановиться, мы плыли неспешно, заодно прогревая мотор. Случайно оглянувшись назад, мы расхохотались: следом, по берегу, забавно спотыкаясь на коротких ногах, что есть сил бежал Тузик. Но вот на дороге у него стал плотный забор фанерокомбината, и Тузик пропал из поля зрения. Зато показался магазин, почти к самому крыльцу которого мы и причалили для покупок. Через короткое время, мы вернулись с полным рюкзаком и с хорошим настроением: Все — теперь только вперед! До Пышмы часа три полным ходом. А там — чебаки, окуни, свежий воздух, чистая вода и тишина, тишина! Для этого можно потерпеть рев мотора. Даю полный газ, мотор взревел, лодка дернулась, нос ее сначала задрался вверх, потом плавно опустился, лодка выравнялась почти параллельно поверхности воды и вышла на глиссирование. Вода радостно зашуршала по бортам.