Глаза Фемиды

После решения вопроса с электроснабжением, наступила пора монтажа оборудования пищеблока. Посовещавшись, решили, что тепловым и механическим оборудованием займется Миронов. Смонтировать и запустить холодильники, без которых пищеблок не открыть, взялся Валерка Хам, из-за драки и ареста, чуть-чуть не дотянувший до окончания профтехучилища холодильщиков при мясокомбинате. Специнструмент для него удалось на время арендовать в «Сельхозтехнике». Валерка принял инструмент с трепетом, как благословение, и весь погрузился в пуско-наладку и монтаж. Электрики из сетей не подвели — дали ток, и у Миронова закрутились универсальные приводы, картофелечистка, запарили котлы и кипятильники и задымила, обгорая от смазки, шестиконфорочная электроплита. Можно было пойти посмотреть, как дела у Валерки. Валерка, вчерашний Хам, сидел на ящике возле холодильного агрегата низкотемпературной камеры, смотрел как покрываются инеем медные трубки и, не поверите, плакал крупными детскими слезами. «Получилось! — делился он радостью с Колонтайцем. — Не забыл науки, сам сделал. Понимаешь, в первый раз сам — и сделал!» Подошел Тучин и тоже похвалил парня: «Ты, конечно, молодец, но проверь все как следует. Если не подведешь — оставим в лагере на весь сезон, за оборудованием присматривать». Валерка кивал головой, соглашался и тер огромными кулаками глаза: впервые он оказался кому-то нужен.

Девчонки-поварешки Надя и Люба старались на кухне изо всех сил, чтобы вовремя накормить прожорливых строителей. Запахи кухни мешались с ароматами краски и свежего линолеума и дурманили молодые головы. Вечерами никому не спалось, и Васькин баян далеко слышался по поселку.

Умные хохлы, Остап и Богдан, умудрились выписать изо Львова своих жен. Те сняли квартиру в поселке и Богдан с Остапом вечерами пропадали там. Море помаленьку прогревалось и особо отчаянные пробовали купаться. Местные пока еще с опаской щупали воду и с интересом рассматривали голые тела сибиряков, которым холодная вода как бы ни по чем. Не берусь судить, какими особенностями фигуры отличился на пляже плотник из Урая, по прозвищу Муму, но однажды вечером на посиделки к столовой лагеря пришла местная дама, поговорила с ним в сторонке и увела к себе, якобы стеклить окошко. Больше в вагончике Муму не видели — прижился у хозяйки. Жизнь засверкала радугой.

Однажды утром, рейсовым самолетом в аэропорт Анапы прибыла начальник лагеря — степенная дама лет сорока, кандидат наук Наталья Петровна Плотникова, в сопровождении свиты из персонала будущего лагеря: шеф-повара, кастелянши, медработника, кладовщика-экспедитора — молодых симпатичных женщин, настроенных больше на собственный отдых, чем на воспитание и оздоровление чужих детей. Все они получили назначение в южный лагерь по чьей-нибудь важной протекции, и задирали нос друг перед другом. Назначение кастеляншей считалось более престижным, чем медработником или даже начальником лагеря, которым, по их занятости в лагере, времени на развлечения у моря почти не оставалось. Или не должно было оставаться. Колонтаец встретил их на своем красном «Икарусе» и всю дорогу до Сукко докладывал о состоянии дел. По его словам выходило, что если бы не затруднения с водой и канализацией, то лагерь к предъявлению рабочей комиссии можно считать готовым. Наталья Петровна такой проблемы, как водоснабжение, для себя не ожидала: Овечкин убеждал ее, что на месте все готово к открытию. А здесь, вместо торжественного подъема флага и банкета — отсутствие машины для вывоза нечистот. Даже расстроилась Наталья Петровна, но отступать некуда: назвалась груздем — полезай в кузов. Другим неприятным для Натальи Петровны открытием стало то, что почти все рабочие в лагере — «химики». «Это ужасно. Как вы только с ними управляетесь!» — посочувствовала она Миронову. «Элементарно, — отвечал Колонтаец, — я ведь тоже из их числа». Плотникова осеклась и промолчала до самого лагеря. Из автобусного приемника разносился голос Магомаева:

«Если добрый конь поранит ногу,
Вдруг споткнется, а потом опять —
Не вини его — вини дорогу…»