Глаза Фемиды

Новороссийск от Сукко километрах в шестидесяти — рядом, по сибирским меркам. Но необходима еще поправка на горные дороги, по которым на «Икарусе» не разбежишься — крутизна, для сибирского водителя, непривычная. Поэтому выехали еще затемно и ехали осторожно. Любовались прекрасными горными видами — крутыми вершинами, глубокими залесенными ущельями, белыми хатами в долинах, на берегах хрустально-прозрачных вод. Новороссийск открылся им с перевала: прекрасный город на берегу голубой бухты, а по ней снуют рейдовые буксиры и неторопливо переваливаются на волне крупнотоннажные морские суда. Остроконечные пирамидальные тополя, как часовые, взяли в окружение тенистые улицы, по которым неторопливо прохаживаются в невиданно изобильные продуктами магазины довольные жизнью жители. Здесь Малая Земля и большая слава полковника Брежнева, затмившая своим значением для города боевые подвиги Цезаря Куникова. А еще здесь расположена бассейновая инспекция, от настроения начальника которой зависит теперь: быть или не быть водоснабжению и самому существованию детского лагеря.

Инспекция встретила сибиряков пустотой и прохладой коридоров. Потолкавшись среди запертых на замки дверей, делегаты попали, наконец, в ту, где скучала единственная сотрудница доверительно сообщившая, что приема посетителей сегодня не будет, по причине субботы и рождения у товарища Стешенко долгожданного сына. Мгновенно оценив значение этого события для состояния бассейна Черного моря, Тучин выступил вперед и заверил, что о рождении младенца уже широко известно и что они специально прибыли с поздравлениями и подарками, но припоздали из-за дальней дороги, а домашнего адреса Стешенко они не взяли. Понятливая сотрудница, расчувствовавшись, тут же выдала им и эту производственную тайну. «По магазинам! — скомандовала в автобусе Плотникова. — Денег на подарки не пожалеем».

Тяжело груженые, они напрасно карабкались по лестнице на третий этаж, звонили и стучали в тяжелую дверь — никто не откликнулся. Возможно хозяин на радостях загулял и домой вообще не заявится — можно ждать до завтрашнего утра. А время не ждет — самолет зафрахтован, и дети готовятся вылетать. Осталась последняя надежда на правильное решение задачи — ехать на прием к Медунову, всевластному первому секретарю Краснодарского крайкома. И, не успевший отдохнуть, Миронов направил свой автобус в Краснодар, до которого полтора часа хорошей езды.

Я не буду вам рассказывать об этой дороге, показавшейся путникам совсем уже не изысканно красивой, а, напротив, обычной знойной, пыльной и опасной горной дорогой. Тем не менее, Миронов автобус бесстрашно гнал, чтобы успеть застать Медунова в крайкоме. И это им удалось. Когда пропыленный «Икарус» с надписью на борту «Миннефтегазстрой», проехал под «кирпич» к самому крыльцу крайкома, Медунов еще работал: ждал важного звонка из ЦК. У него назревали серьезные неприятности: не смотря на принимаемые меры, из края произошла утечка информации и в ЦК сконцентрировались серьезные материалы о злоупотреблениях верхушки крайкома. А тут еще заворовался и попался на взятке председатель Сочинского горисполкома и, специально кем-то присланные из Москвы, опера раскручивали уголовное дело, которое обещало прогреметь на всю страну. Нити из Сочи тянулись к столице Кубани, к самому Медунову, и ему приходилось постоянно быть на чеку в ожидании провокаций. Поэтому, когда дежурный снизу доложил, что прибыла какая-то странная делегация на автобусе Миннефтегазстроя с тюменскими номерами, он приказал пропустить их к себе в кабинет.

Огромный кабинет поразил прибывших своим показательным аскетизмом: полужесткие стулья у стен, красная ковровая дорожка, большой портрет Ленина, массивный стол под зеленым сукном и за ним, как за барьером, хозяин всего этого — полноватый, но энергичный человек, в белой рубашке, с коротким рукавом, но в галстуке. «Слушаю вас, товарищи, — без лишних предисловий, сказал Медунов вошедшим. И в переговорное устройство: Вера Ивановна, угостите нас чаем с клубникой. Нас четверо».